эту незначительную болезнь достойной внимания, а скорее потому, что в целом, будь я болен или нет, время от времени люблю переговорить с врачом, желая убедиться, что все в порядке. Если время от времени слышать здравое и разумное мнение о своем здоровье, то, думается мне, у тебя постепенно сложится гораздо более ясное представление об этом, и если приблизительно знать, чего следует избегать и каких предписаний придерживаться, тебя не увлечет за собой поветрие всевозможных бессмысленных рассуждений о здоровье и болезни.

Я продолжаю усердно зарисовывать из «Exercices au fusain»[76] на привезенной тобой бумаге энгр. Это занятие стоит мне больших усилий. Гораздо интереснее зарисовывать что-нибудь с натуры, чем подобный лист из Барга, но все же я сам поставил себе задачу нарисовать их еще один, последний раз. Будет нехорошо, если, рисуя с натуры, стану уделять слишком много внимания деталям и упущу из виду что-то важное. Это слишком часто происходило с моими последними рисунками. И поэтому я хочу вновь изучить методику Барга (который работает с помощью широких, массивных штрихов и простых тонких контуров). Пока я откажусь от рисования на природе, а когда через некоторое время к нему вернусь, мой взгляд на вещи будет более ясным, чем раньше.

Я не знаю, читаешь ли ты английские книги. Если да, очень рекомендую тебе «Шерли» писательницы Каррел Белл, которая также написала «Джейн Эйр». Она прекрасна, как картины Милле, Боутона или Херкомера. Я нашел ее в Принсенхаге и прочел за три дня от корки до корки, хотя это довольно толстая книга.

Я желаю всем обладать тем даром, которым я постепенно овладеваю: способностью без труда прочесть книгу за короткое время и сохранить о ней яркое впечатление. Чтение книг – как рассматривание картин: нужно не сомневаясь, не колеблясь, веря в свое дело, восхищаться тем, что прекрасно.

Я занимаюсь тем, что постепенно привожу в порядок свои книги: я слишком много прочел, чтобы не продолжать и дальше систематически знакомиться с современной литературой, хотя бы в какой-то мере.

Порой мне очень жаль, что у меня так мало знаний, например по истории, в особенности по современной. Ладно, сожалением и бездействием делу не поможешь, нужно продвигаться вперед, вот что следует делать.

Во время наших недавних разговоров я несколько раз ловил тебя на действительно серьезных философских рассуждениях, и это доставило мне великое удовольствие; кто знает, насколько глубокомысленным существом ты станешь со временем.

Если «Утраченные иллюзии» Бальзака покажутся тебе слишком длинными (2 тома), начни с «Отца Горио» (только 1 том): отведав Бальзака, ты предпочтешь его многим другим вещам. Запомни прозвище Бальзака: «Vétérinaire des maladies incurables»[77].

К тому времени, как я закончу с Баргом, наступит осень, чудесное время для рисования, и было бы славно, если бы тогда Раппард опять приехал сюда. Я надеюсь найти хорошую модель: например, ею мог бы стать рабочий Пит Кауфман; но мне кажется, выйдет лучше, если он будет позировать не здесь, в доме, а во дворе своего жилища или в поле с лопатой или плугом либо чем-нибудь еще. Но какое же это трудное дело – растолковать кому-то, что значит позировать! Крестьяне и горожане безнадежно закоснели и не хотят расставаться с идеей о том, что позировать можно только в воскресном костюме с нелепыми складками, в котором ни колено, ни локоть, ни лопатки, ни какая-либо другая часть тела не демонстрируют характерного углубления или изгиба. Воистину это одна из мелких неприятностей в жизни художника.

Ну, прощай, напиши, если сможешь, мысленно жму руку, и верь мне,

твой Винсент

172 (150). Тео Ван Гогу. Эттен, середина сентября 1881

Дорогой Тео,

хотя я писал тебе совсем недавно, у меня и в этот раз найдется, что тебе сказать.

А именно что в моих рисунках появились изменения – как в манере, так и в конечном результате.

Кроме того, следуя рекомендациям Мауве, я вновь начал работать с живыми моделями. К счастью, мне удалось договориться с различными людьми, в том числе с рабочим Питом Кауфманом.

Рисунки к письму 172

Я стал лучше понимать, как рисовать фигуры, благодаря тому что внимательно изучаю, постоянно и многократно повторяю рисунки из «Exercices au fusain» Барга. Я научился измерять и видеть, находить грубые контуры и т. д. Поэтому то, что прежде казалось безнадежно сложным, теперь, слава богу, постепенно становится мне по плечу. Я нарисовал раз пять, во всевозможных позах, крестьянина с лопатой, то есть «землекопа», дважды – сеятеля, дважды – девушку с метлой. Кроме того – женщину в белом чепце за чисткой картофеля и пастуха, опирающегося на свой посох, и, наконец, старого больного крестьянина на стуле у камина: он сидит, подперев голову руками, локти опираются на колени.

И на этом я не остановлюсь: если несколько овец пересекли мост, за ними последует вся отара.

Я должен непрерывно рисовать землекопов, сеятелей, пахарей, мужчин и женщин. Исследовать и рисовать все, что относится к крестьянской жизни. Так же, как многие другие делали это до меня и продолжают делать. Теперь я больше не беспомощен перед живой натурой, как раньше.

Из Гааги я привез мелки «Конте» в дереве (как карандаши) и теперь часто использую их в работе.

Кроме того, я начинаю работать кистью и растушевкой. Немного – сепией или ост-индскими чернилами, а иногда в цвете.

На самом деле рисунки, созданные мной за последнее время, мало напоминают те, что я делал прежде.

Размер фигур примерно такой же, как в «Exercices au fusain».

Что касается пейзажа, я стараюсь, чтобы он ни в коей мере не страдал от этого. Наоборот, он только выигрывает. Прилагаю к письму несколько маленьких набросков, чтобы у тебя сложилось представление.

Разумеется, мне приходится платить тем, кто позирует. Хоть и немного, но ежедневно, так что это станет еще одной статьей расходов до тех пор, пока я не преуспею в продаже [своих] работ.

Однако мне кажется, что затраты на натурщиков довольно скоро полностью окупятся: очень редко случается, чтобы рисунок совсем не удался мне.

И тот, кто научился поймать образ и удержать его до тех пор, пока он не воплотится на бумаге, сейчас вполне может заработать. Излишне объяснять, что я послал эти наброски только для того, чтобы продемонстрировать тебе позы, я их накарябал сегодня на скорую руку и вижу, что пропорции совершенно не удались, по крайней мере по сравнению с [моими] обычными рисунками. Я получил славное письмо от Раппарда, у которого, похоже, много работы, он мне прислал довольно симпатичные пейзажные зарисовки. Хотелось бы, чтобы он еще раз ненадолго приехал сюда.

Вот поле или жнивье, где пашут и сеют, ранее я изобразил его на довольно крупном наброске с приближающейся грозой.

На двух следующих набросках – землекопы в различных позах. Я надеюсь нарисовать их много раз, в различных вариантах.

Еще на одном – сеятель с корзиной в руках.

Я мечтаю, чтобы однажды мне попозировала женщина с посевной корзиной, дабы запечатлеть тот образ, который я показывал тебе весной и который ты заметишь на переднем плане первого рисунка.

Иными словами, как говорит Мауве, «фабрика работает на полную мощность».

Если у тебя будут желание и возможность, поищи бумагу энгр цвета небеленого льна, самую плотную из всех. В любом случае напиши мне как можно скорее, если получится, мысленно жму твою руку.

Твой Винсент

179 (153). Тео Ван Гогу. Эттен, четверг, 3 ноября 1881

Эттен, 3/9[78] 1881

Дорогой Тео,

мое сердце гложет нечто, и я хотел бы поделиться этим с тобой. Возможно, ты уже в курсе и я не поведаю тебе ничего нового.

Я хочу рассказать тебе, как этим летом влюбился в Кее Фос, и настолько, что нахожу только такие слова: «Будто Кее Фос – самый близкий для меня человек, а я – для нее». И я признался ей в этом. Услышав мои слова, она ответила, что прошлое и будущее едины для нее и что она не сможет ответить на мои чувства.

Во мне кипела внутренняя борьба: покориться этому «нет, ни за что и никогда» или не считать дело решенным и оконченным, сохранить присутствие духа и не сдаваться.

Я выбрал последнее. И до сегодняшнего дня не раскаиваюсь в своем решении, хотя мне все еще противостоит это «нет, ни за что и никогда».

Разумеется, с тех пор я