Шрифт:
Закладка:
По сути, радикально пророческий Мартин Лютер Кинг стал практически невидимым в политическом дискурсе, опосредованном средствами массовой информации. Судя по ритуальным посвящениям Кингу со стороны выборных должностных лиц и крупных СМИ, вы никогда не узнаете, что он хотел сказать ровно за год до своего убийства. Его речь "За пределами Вьетнама", произнесенная в церкви Риверсайд в Нью-Йорке, была глубоким осуждением не только эскалации войны во Вьетнаме, но и того, что он назвал "гигантской тройкой расизма, крайнего материализма и милитаризма". Речь, в которой правительство США было названо "величайшим распространителем насилия в современном мире", была противоположной и разгневала провоенную элиту страны.
Король спустился к берегу реки, призывая свою страну больше не учиться войне. И что же произошло? Редакционные осуждения были быстрыми и яростными, по всему спектру либеральных и консервативных СМИ. Покровительственным тоном газета Washington Post предупредила, что "Кинг уменьшил свою полезность для своего дела, для своей страны и для своего народа". Обозреватель Newsweek обвинил Кинга в желании, чтобы "расово сознательное меньшинство" диктовало внешнюю политику. Журнал Life представил Кинга как орудие коммунистов, которые хотят "безропотной капитуляции во Вьетнаме" и занимаются "демагогической клеветой, которая звучит как сценарий для радио Ханоя". Кинг был вычеркнут из числа доброжелателей национальных СМИ, что было равносильно тому, что его вымазали дегтем, выпустили перья и выгнали из города. Он продолжал осуждать войну во Вьетнаме в категоричных и многозначных выражениях, в то время как ярость СМИ была неослабевающей.
После его смерти вскоре сложился двухвекторный подход к мученику-лидеру. Каждый год в годовщину его смерти, а затем и в праздник Мартина Лютера Кинга, по телевидению могли показывать краткие кадры его речи "У меня есть мечта", произнесенной в 1963 году. Что касается его речи 1967 года "За пределами Вьетнама", то она провалилась в дыру памяти, недалеко ушедшую от оруэлловской территории, где американские новостные СМИ почти никогда не утруждали себя ее извлечением. Тот факт, что большинство американцев знают "У меня есть мечта", но не знают "За пределами Вьетнама", свидетельствует о глубине американской пропаганды, о желании американцев чувствовать себя хорошо об американской мечте и об их нежелании противостоять американскому кошмару", - писал в 2020 году писатель Вьет Тхань Нгуен. "В американском кошмаре жестокость античерного расизма неотделима от стойкости американского империализма".
Сегодня в средствах массовой информации и политическом истеблишменте страны яростное обличение американского милитаризма и его переплетения с внутренними проблемами приветствуется не больше, чем в последний год жизни Кинга. Некоторые стили в СМИ и политике изменились, но война по-прежнему является основой экономики страны и, возможно, менее очевидно, ее культуры. Постоянные противоречия между возвышенной риторикой и реальными военными планами, противоречивые послания официальных лиц, призывающих предотвратить смертоносное использование оружия в Соединенных Штатах и одновременно восхваляющих применение оружия для убийства за рубежом, - эти и другие бесчисленные несоответствия вызывают в обществе своего рода морально-психологический шок.
Одним из реальных бумерангов безразличия к уничтожению жизней за рубежом является то, что в долгосрочной перспективе войны так сильно подрывают жизнь американцев дома. Военный бюджет США все еще функционирует так, как описал его Кинг - как "некая демоническая, разрушительная всасывающая трубка". Как он сказал: "Нация, которая из года в год продолжает тратить больше денег на военную оборону, чем на программы социального подъема, приближается к духовной смерти". Это было в 1967 году. Спустя столько десятилетий предсмертные крики звучат невыразимо громко. И все же у американского общества еще есть возможность сознательно изменить то, как оно по-настоящему ценит человеческие жизни, внедряя новые приоритеты через бюджеты как моральные документы.
Теперь на вопросы, которые редко задают в открытую, отвечают военизированные умолчания. Например: Кто будет подсчитывать расходы на войну? Как будет учитываться человеческая жизнь? Как насчет экологических потерь, социального хаоса, страданий и травм, боли физических мук и интимного горя? Каковы расчеты, оценивающие, насколько смерть "стоит того"? Кто и как решает, и действительно ли демократия имеет к этому какое-то отношение? Кто считает?
ГЛАВА 8. РАСХОДЫ НА ВОЙНУ
СВЯЗЬ между военными действиями США в других странах и классовыми конфликтами у себя дома почти не привлекает внимания СМИ. Однако ущерб, наносимый войной рабочим и их семьям, огромен и многослоен, в то время как прибыли богачей и их семей от войны продолжают расти. Одна когорта несет тяжелые потери, другая получает огромные прибыли. Огромный военный бюджет - 51 процент всех федеральных дискреционных расходов в 2022 году - отнимает средства, которые можно было бы направить на здравоохранение, образование, жилье, создание рабочих мест и многое другое. Больше всего от результатов страдают бедные, почти бедные и едва ли средний класс. Тем временем невыразимый физический и психологический ущерб терпят те, кого политики любят называть - с гордым ударением на втором слове - "ранеными воинами", предпочитая признавать только телесные повреждения.
Лишь немногие из богатых отправились на войну, в то время как аппетит официального Вашингтона к вторжениям и другим нападениям вырос с Гренады и Панамы в 1980-х годах до гораздо более крупных геополитических меню на Ближнем Востоке и за его пределами. Жирные прибыли от снабжения Пентагона и родственных ему агентств инструментами имперской торговли стали трофеями военной войны за рубежом, а также внутренней классовой войны - среди неуклонно растущих разрывов, называемых "неравенством доходов"; или, если хотите, олигархией. В XXI веке процветание военно-промышленного и разведывательного комплекса, охватившего технологический сектор с его обширными сделками, означало гигантские прибыли для элиты, в то время как экономические условия ухудшились или оставались нестабильными для большинства американцев.
В реальном мире политики финансовая власть - это политическая власть. И, в конце концов, успешные политики, избранные чиновники - это те, кто решает, где, когда и как начать войну,