На улице Акасиас, в нескольких кварталах от «Синего дома», «Фелипе» арендовал небольшой особняк, в котором организовал явочную квартиру. Чуть позже был создан пункт наблюдения, из которого вёлся контроль над передвижениями Троцкого и его сотрудников, изучалась система внутренней и внешней охраны, порядок допуска визитёров. Обстановка в стране была благоприятной для подготовки операции. Полицейский контроль был настолько слабым, что за всё время жизни в Мехико Иосиф ни разу не предъявлял документы для проверки. Политическая жизнь была весьма бурной, не обходилось без пальбы в воздух, но в рамках «полумирного сосуществования»: коммунистов не преследовали, а мексиканские нацисты — «золоторубашечники» — регулярно проводили свои слёты и марш-парады.

Подготовка операции по «Старику» развивалась динамично. «Фелипе» вёл активную переписку с резидентурой в Нью-Йорке, получал инструкции, писал отчёты о проделанной работе, сообщал о передвижениях Троцкого и его контактах.

Существуют сведения о том, что в 1937—1938 годах обязанности секретаря у Троцкого исполняла Рут Агелофф, которая была «двойным агентом», работая на НКВД и ФБР. В некоторых публикациях в числе лиц из ближайшего окружения изгнанника называется «Патрия» — Африка де лас Эрас Гавилан, испанка, кадровая сотрудница советской разведки. В сентябре 1938 года на имя Троцкого поступило анонимное письмо, сообщавшее о том, что НКВД имеет своего человека в Международном секретариате IV Интернационала в Париже. Троцкий не поверил «доброжелателю», думая, что это «очередной трюк чекистов». Наверное, он поступил бы иначе, если бы знал, что автором письма был Орлов, бывший резидент НКВД в Испании, сбежавший к тому времени в США. Но письмо всё-таки имело резонанс. Узнав о нём, руководство ИНО НКВД во избежание провалов приняло решение о временной приостановке работы агентуры по Троцкому в Мексике.

«Григулевич»

Глава 8.

От Москвы до самых до окраин…

Итак, начало 1938 года... Запах жжёного пороха чувствуется в мире всё ощутимее, а приближение большой войны уже совершенно очевидно для тех, кто хоть что-нибудь понимает в политике. 4 февраля Адольф Гитлер становится верховным главнокомандующим всеми вооружёнными силами Германии; в начале марта фашистские мятежники в Испании перешли в наступление на своём восточном фронте; 12 марта немецкие войска вторглись на территорию Австрии, и вскоре в обиход вошло слово «аншлюс», обозначающее как бы добровольное присоединение Австрии к рейху, буквально тут же признанное правительствами Великобритании и США...

Между прочим, и аншлюс, и последующий так называемый «Мюнхенский сговор» оказались для советских спецслужб — а значит, соответственно, и для руководства СССР — большой неожиданностью. Своевременно получить информацию о подготовке этих событий наша разведка не смогла.

Зато (как мы уже знаем. — А. Б.) 2 марта 1938 года в Москве начался процесс над «врагами народа» — участниками так называемого «Антисоветского правотроцкистского блока». В их числе были Николай Иванович Бухарин — в недавнем прошлом «один из вождей и теоретиков ВКП, член её ЦК и Политбюро, редактор газеты “Правда”, член Исполкома Коминтерна», которого Ленин называл “любимцем партии”»; Алексей Иванович Рыков — «один из крупнейших работников большевистской партии», избранный в 1924 году, после смерти Владимира Ильича, председателем Совета народных комиссаров СССР и РСФСР; а также и бывший Генеральный комиссар госбезопасности Генрих Григорьевич Ягода — нарком внутренних дел Советского Союза в 1934—1936 годах, начинавший раскручивать тот самый маховик «большого террора», жертвой которого он сам теперь и оказался...

«Фитин»

7 марта 1938 года Теодор Степанович Малли был арестован по ложному навету. Замечательному разведчику-нелегалу предъявили целый букет вздорных обвинений: «злостное нарушение конспирации, разглашение государственной тайны, отказ от выполнения приказа в боевой обстановке».

20 сентября 1938 года Теодор Малли был осуждён Военной коллегией Верховного суда СССР к высшей мере наказания и в тот же день расстрелян.

В апреле 1956 года Военная коллегия Верховного суда СССР отменила приговор в отношении Теодора Малли, он был полностью реабилитирован.

«Кембриджская пятёрка»

До 1925 года Павел Матвеевич Журавлёв работал в губчека, потом был переведён в Москву, в ИНО. Много лет под фамилией Днепров (оперативный псевдоним «Макар») прослужил в Литве, Чехословакии и Италии, где лично осуществил вербовку ряда ценных агентов.

В январе 1938 года, вернувшись в Москву, Журавлёв возглавил ставшее ключевым немецкое отделение разведки. Впоследствии его направили в длительную командировку в страну, игравшую особую роль, — Иран, где в последний период своего пребывания он был временным поверенным в делах.

«Коротков»

Центр неизменно отмечал, что работа каждой из руководимых Журавлёвым резидентур отличалась большой активностью и результативностью, в Москву оттуда поступала ценная разведывательная информация. Так, в 1937 году, когда Италия присоединилась к антикоминтерновскому пакту, резидент сообщал в Центр: «Образование единого фронта с нацизмом заставляет нас рассматривать Италию как нашего потенциального противника в будущей войне». Ещё раньше, с 1936 года, вся корреспонденция, отправляемая из британского посольства в Риме в Foreign Office, стала также ещё оказываться и в Москве, на Лубянке. По тому же адресу приходила и документальная информация итальянской разведки, в том числе о её агентуре в черноморских портовых городах и о том, как итальянским фашистам удаётся использовать в работе против Советского Союза украинских националистов.

«О Павле Матвеевиче Журавлёве ходили легенды, он был блистательным разведчиком, — вспоминала полковник Зоя Ивановна Рыбкина, более известная как писатель Зоя Воскресенская, лауреат Государственной премии СССР. — В разных странах умел находить ценнейших людей. Одного из них он ввёл даже в ближайшее царское окружение в Болгарии. Обладал удивительным даром общения, владел основными европейскими языками. Я счастлива, что имела такого мудрого наставника».

«Фитин»

У Журавлёва Коротков научился множеству профессиональных премудростей, вплоть до оценки эффективности и целесообразности различных методов ухода от наружного наблюдения. Но главное — он учился у Журавлёва мыслить. Павла Матвеевича отличала склонность к глубокому анализу поступающей из разных разведточек порой противоречивой информации. Это было тем более важно, что тогда в разведке не существовало специализированного, профессионального аналитического подразделения, работающего на строго научной основе. Первый такой информационный отдел, вернее, поначалу группу, организовал именно Журавлёв. Его единомышленницей в этом вопросе была Зоя Ивановна Рыбкина, высокая красивая блондинка, которая в иных ситуациях вполне могла бы сойти за киноактрису. Тогда она имела звание младшего лейтенанта госбезопасности и занимала должность помощника начальника отделения. Ранее Рыбкина успешно работала с нелегальных позиций в Германии.

«Коротков»

28 марта 1938 года Политбюро Центрального комитета ВКП(б) приняло два постановления, имевших для внешней разведки весьма важное значение: «Об изменении структуры ГУГБ НКВД» и «Об улучшении работы Иностранного отдела НКВД». Перед разведкой были поставлены новые задачи — соответственно, возрос объём её работы.

«Одно из важнейших указаний Политбюро касалось кадров для работы в разведке. Потребовав тщательного отбора будущих разведчиков, проверки их через ОГПУ и парторганизации, Политбюро, констатировав важность особого внимания к социальному происхождению сотрудников разведки, ориентировало учитывать их национальность, иметь в виду, что националистические настроения могут стать источником измены и предательства».

«Фитин»

В итоге за один только 1938 год внешняя разведка… сменила три наименования: 7-й отдел ГУГБ НКВД СССР, 5-й отдел Первого управления НКВД СССР и 5-й отдел ГУГБ НКВД СССР. Как часто у нас бывает, что-то тут делалось «под личности» — 22 августа первым заместителем наркома Ежова был назначен Лаврентий Павлович Берия, а 29 сентября он к тому же возглавил и воссозданный ГУГБ, в состав которого вошли все оперативные, «чекистские» подразделения — разведка, контрразведка и пр., которые, таким образом, были выведены из-под контроля наркома Ежова, недавнего сталинского любимца, стремительно терявшего доверие вождя.

В руководстве разведки в том самом году также происходила изрядная свистопляска, какой