Медленно повернувшись, я смотрю на его суровое лицо. Даже на четырехдюймовых каблуках мне приходится запрокидывать голову, чтобы встретиться с ним взглядом.

— Что он сделал? — спрашивает он сквозь стиснутые зубы.

— Он ничего не сделал. — Я моргаю, чтобы не дать слезам пролиться. Я не знаю, почему мне хочется плакать. Может быть, я оплакиваю свою жалкую попытку противостоять Рокко. — Он просто накричал. Я испугалась. Это глупо.

Алессандро гневно раздувает ноздри и опускает голову, чтобы посмотреть мне в лицо. В его глазах опасный блеск, и будь на его месте любой другой мужчина, я бы, наверное, отшатнулась. Как говорится, однажды укушенный — в двойне пуглив. Но я не испугалась.

С тех пор как познакомилась с ним, Алессандро одарил меня множеством разных взглядов. Это было презрение. Злость. Раздражение. Даже ненависть, особенно вначале. Я ни разу не почувствовала от него угрозы.

— Он. Никогда. Больше не прикоснется к тебе, — произносит он тихим голосом.

Уже очень давно никто не заступался за меня. Особенно незнакомый человек или, по крайней мере, не член семьи. Не знаю, верить ли мне в это или нет.

— Ты не можешь этого обещать, — шепчу я. Если Алессандро вступит в какую-либо конфронтацию с Рокко, мой муж прикажет его убить. Или он сделает это сам.

— Да, могу, — говорит Алессандро и улыбается.

Я не в силах отвести взгляд от его рта, завороженная, насколько греховно привлекательной может быть такая злая ухмылка.

Когда мы идем к его машине, он случайно задевает тыльной стороной ладони мою. Прикусив внутреннюю сторону щеки, я придвигаюсь ближе и зацепляю мизинцем его руку.

Алессандро останавливается.

Я тоже замираю, но не решаюсь взглянуть на него. Проходит мгновение. Алессандро продолжает идти, и я следую за ним. Он не убирает мою руку.

* * *

Когда мы доходим до маминой квартиры, Алессандро, как обычно, занимает место у двери, а я иду на кухню, где мама готовит обед.

— Ты позже, чем обычно, — шепчет она, доставая лук. — Что-то случилось?

— В Рокко стреляли.

— Он мертв?

— Нет. В больнице. — Я достаю из пакета несколько морковок и начинаю чистить одну. — Сколько ты получила за браслет?

— Восемь тысяч.

Черт. А я надеялась хотя бы на десять.

— Я посмотрю, есть ли у меня ожерелье, которое не слишком приметное, и принесу его в следующий раз.

— А если Рокко заметит?

— Я просто скажу, что потеряла.

Мама бросает быстрый взгляд на Алессандро, который, кажется, очень заинтересован окном на противоположной стене, затем снова сосредотачивается на луке, который нарезает.

— Куда мы поедем, когда подсоберём деньги?

— Как можно дальше.

— Он придет за нами, Рави. Ты это знаешь.

Я на секунду закрываю глаза. Лгать маме — последнее, что хочу делать, но она никогда не согласится, если узнает правду.

Я с самого начала знала, что сбежать от мужа будет практически невозможно. У него есть средства и связи, чтобы найти меня, куда бы я ни пошла, поэтому решила, что не останусь с мамой и Витто. Устрою их где-нибудь подальше от Нью-Йорка, дам им денег, чтобы хватило на несколько месяцев, и уеду. Рокко будет искать именно меня, и я не позволю, чтобы моя семья стала сопутствующим уроном. Скорее всего, он убьет меня, когда догонит. Никто не может перейти дорогу Рокко Пизано и остаться в живых, чтобы рассказать об этом.

— Мы что-нибудь придумаем, когда придет время, — говорю я. — Где Витто?

— Все еще спит. Вчера вечером он ушел с друзьями и вернулся сегодня утром.

— С какими друзьями?

Она просто пожимает плечами, избегая смотреть мне в глаза.

— Мама?

— Я заставила его пообещать мне, что это в последний раз. Он больше не будет так делать.

— Он был с Уго? — кричу я. — Черт, мама. Они что, опять пошли в тот бар играть в карты?

— Он сказал, что они просто смотрели. Он больше не играет в карты.

— И ты ему поверила? — Я бросаю недочищенную морковку на столешницу и иду через гостиную в спальню брата.

Витто в джинсах и толстовке спит, раскинувшись на кровати. Занавески на окне задернуты, не пропуская свет. Я включаю лампу справа и, перешагивая через лежащие на полу спортивные штаны, тянусь к черному рюкзаку на столе.

— Йо, ма? — Витто сонно ворчит. — Выключи свет.

Открываю рюкзак и высыпаю его содержимое на стол. Наполовину полная бутылка газировки. Пустой пакет с закусками. Наушники. Какая-то мелочь. Еще больше мусора. И пачка денег.

— Витто, какого хрена? — кричу я.

— Рави? — Он садится и смотрит на меня искоса. — Что ты…

— Объясни!

Он смотрит на деньги в моей руке и вскакивает с кровати, хватая меня за ладонь.

— Это мое. Отдай!

— Опять играешь в азартные игры? После всего? Как ты мог?!

— Это моя жизнь! Ты не имеешь права указывать мне, что делать! — Он обхватывает мои пальцы, пытаясь их разжать.

— Но ты можешь разрушить мою?

— Да пошла ты, Равенна! — кричит он мне в лицо.

Витто хватают за шкирку. Я в шоке смотрю, как Алессандро выносит моего брата из комнаты, и бегу за ними. Витто изо всех сил пытается освободиться, дергая ногами в полуметре от земли и выкрикивая при этом ругательства. Алессандро бросает его на пол посреди гостиной и указывает на диван.

— Сядь.

— Какого хрена, чувак? — кричит Витто. — Кто, по-твоему…

Алессандро делает шаг вперед.

— Сядь. Живо.

Мой брат опускается на диван и скрещивает руки на груди.

— А теперь извинись перед сестрой.

Витто бросает косой взгляд на Алессандро, затем поворачивается ко мне и поджимает губы.

— Рави, прости меня.

Я качаю головой и сажусь на диван рядом с ним. Алессандро возвращается на свое место рядом с входной дверью, но не сводит взгляда с моего брата. Моя мама все еще на кухне, руками она держится за стойку, голова низко опущена. Я не вижу ее лица, но знаю, что мама плачет по тому, как вздрагивает ее тело.

— Ты должен остановиться, Витто. Это не игра. — Я беру его руку в свою и бросаю взгляд на Алессандро. Он все еще наблюдает за нами. — Ты знаешь, что случилось в прошлый раз.

— Но все закончилось хорошо, Рави. Ты теперь живешь в хорошем месте. У Рокко куча денег, и он всегда покупает тебе модную одежду. У тебя прекрасная жизнь и…

— Заткнись, Витто, — рычит моя мама из кухни.

— Но это правда, мам. Если бы не я, она не была бы богатой. Мне придется подождать еще как минимум пару лет, прежде чем мне разрешат вступить в «Коза