У открытого холодильника стоит женщина и что-то ищет внутри. Ее лицо скрыто за дверцей, но уверен, что никогда не видел ее здесь раньше. На ней черные леггинсы и безразмерный серый свитер с закатанными рукавами. Босые ноги. Длинные черные волосы мягкими волнами спадают по спине.

— Кто ты и что здесь делаешь? — рявкаю я.

Она подскакивает с криком, закрывает холодильник и поворачивается ко мне лицом. У меня округляются глаза от шока.

— Доброе утро, — бормочет Равенна.

Я не могу оторвать от нее взгляд. Если бы увидел ее на улице, то, наверное, не узнал бы. Равенна в сто раз красивее без макияжа. Она похожа на ангела, спустившегося с небес. А еще она гораздо моложе, чем я думал.

— Хм… — Она склоняет голову на бок и берет черную прядь между пальцами, крутя ее. — Ты в порядке?

Нет, я не в порядке.

Меня никогда не привлекали сильно накрашенные женщины, но Равенна меня завораживала, даже когда одевалась в роскошную одежду и накладывала тонны косметики на лицо. Но увидев ее с распущенными волосами, обрамляющими ее ангельское лицо, почувствовал себя так, словно меня ударили под дых, и я не могу втянуть воздух в легкие.

— Мне нужно поехать в больницу, а потом проведать маму, — говорит она.

Я опускаю взгляд на ее горло. Синяки на ее шее сегодня имеют насыщенный фиолетовый цвет, и при виде их во мне вновь вспыхивает ярость. Это моя вина. Мне следовало остаться на этом чертовом балконе и, невзирая на последствия, убить этого ублюдка, как только он вошел в ее комнату.

— Алессандро? — Равенна делает шаг вперед и наклоняет голову.

Я осторожно протягиваю руку и откидываю ее волосы назад, чтобы лучше рассмотреть. Черные пряди ощущаются на моей ладони как шелк.

— Мне нравятся твои длинные волосы, — бормочу я.

Равенна изгибает губы вверх.

— Мне тоже нравятся твои волосы. — Она поднимает руку и несколько мгновений колеблется, затем проводит пальцами по моему затылку.

— Они очень короткие. — Она улыбается.

Я должен уйти, а не рассуждать о чертовых волосах, но не могу заставить себя двигаться.

— Привычка.

Положив руку на ее шею, я прослеживаю кончиком пальца форму каждого синяка. Ее кожа такая нежная, и, видя, что она так изуродована, мне хочется пойти в больницу, отрубить ублюдку руку и заставить его ее съесть.

— Это было в первый раз? — спрашиваю я сквозь стиснутые зубы.

— Да. — Она пожимает плечами. Сейчас ее рука лежит на предплечье, и я чувствую тепло ее прикосновения даже через ткань рубашки и пиджака.

Она лжет. Мне следовало гораздо раньше понять, что ее муж причиняет ей боль. Так много признаков, указывающих на то, что между ними что-то не так, но я был слишком ослеплен ненавистью и сконцентрирован на мести, что решил не зацикливаться на них.

Я и сейчас не хочу. Не желаю переживать. Это означало бы распрощаться со своею местью и нарушить обещание, которое я дал себе и Натали. А этого не будет. Пусть я пока отклонялся от своего плана, но в конце выполню его полностью. Нужно погасить эти глупые чувства, которые начали зарождаться во мне, обхватывая мое ледяное сердце, словно раскаленные когти. Я ненавижу Равенну Пизано, и моему глупому сердцу лучше помнить об этом.

Со стороны коридора до нас доносится женская возня и торопливые шаги. Пришли горничные.

Равенна быстро вырывает свою руку из моей и отходит в сторону.

— Я буду готова через двадцать минут, тебя это устроит?

Я киваю и выхожу из кухни.

Так и не произнес ни слова.

Мужчина, сидевший рядом со мной, прострелил моему мужу руку, потому что тот причинил мне боль, но Алессандро не сказал мне ни слова с тех пор, как мы сели в его машину. Но я поймала его взгляд, когда он думал, что не увижу, — косой взгляд, когда перебиралась на пассажирское сиденье вместо заднего. Прищуренный взгляд, когда я рылась в сумочке в поисках новой пачки салфеток. Взгляд через отражение в боковом окне, когда пыталась найти на приборной панели кнопку, чтобы включить отопление. Я больше не могла этого выносить.

— Итак… — спрашиваю я. — Тебе нечего сказать?

Ничего. Алессандро продолжает смотреть на дорогу прямо перед собой.

— Похоже на то. — Я сморкаюсь в салфетку. — Жаль. Мне очень нравятся твои односложные ответы.

Он ворчит. Этот человек ворчит на меня.

— Извини, я не говорю на этом специфическом диалекте. Может, попробуешь еще раз?

На этот раз получаю косой взгляд, затем он снова смотрит на дорогу.

— Тебя не смущает мое присутствие, Алессандро?

Я слышу скрип кожи, когда он крепче сжимает руль. На короткое мгновение сухожилия на спине его грубых рук расслабляются. Клянусь Богом, я не понимаю этого человека. Качаю головой и сосредоточиваюсь на зданиях, мимо которых мы проезжаем. Мы почти у больницы.

— Не надо было стрелять в Рокко, — говорю я. Может быть, Алессандро боится, что дон узнает о его поступке? Накажет его за это? Обвинит меня? — Не пойми меня неправильно, я рада, что ты это сделал. Но очевидно, что теперь ты об этом жалеешь. Иначе зачем бы ты вел себя так…

Машина внезапно вильнула вправо, я вскрикиваю и хватаюсь за ручку двери так, будто от этого зависела моя жизнь. Зажмуриваю глаза, пока мы мчимся к фонарю. Я предполагаю, что мы не заметили его, потому что через долю секунды внедорожник с визгом останавливается. Дверь машины захлопывается, и я остаюсь в тишине.

Осторожно открываю глаза и смотрю на Алессандро, который проходит мимо машины и останавливается в нескольких метрах впереди на тротуаре. Словно не чувствует пронизывающего ветра, хотя на нем нет пальто. Оно по-прежнему лежит на заднем сиденье автомобиля, там, где он его бросил, когда я решила сесть спереди.

Он слегка поворачивается, не совсем в мою сторону, но достаточно, чтобы я поймала его мимолетный взгляд, и запрокидывает голову к небу. Что он делает? Обращается за помощью к небесам? Он держит руки на поясе, и беспокойство, исходящее от него, почти осязаемо. Я наблюдаю, как он, наконец, опускает голову, почти упираясь подбородком в грудь. Затем медленно покачивает ею из стороны в сторону, и у меня создается впечатление, что в нем только что происходила внутренняя борьба.

Наконец, он смотрит на меня через лобовое стекло, наши глаза встречаются. Его глаза испепеляют меня, когда он направляется ко мне, не