Шрифт:
Закладка:
Но, должна признать, меня это беспокоило. Слишком строгий отец, бывший плохим образцом для подражания в детстве и тем более во взрослой жизни, которого он ненавидел, и мама, которая была не просто неуравновешенной и чувствительной, но, возможно, психически нездоровой, — все это звучало не очень хорошо.
У меня была дружная любящая семья. Папа — пример для подражания. Мама — наставница. Сестра — королевой драмы, но любящая. Брат — бунтарь, но также любящий. Я — застенчивая мечтательница и гик, но, надеялась, любящая.
Детство и взросление Чейза не укладывались у меня в голове. И огорчал тот факт, что у него не было ни братьев, ни сестер (как пояснил мне Чейз, его мама не могла больше родить, — очередной момент, до крайности расстраивающий ее). За Лизу и Джуда я бы отдала свою жизнь. Они испытывали ко мне те же чувства.
Но Чейза никто не поддерживал.
Чем больше я узнавала, тем больше выяснялось, что такого никогда с ним не происходило. Никто никогда не прикрывал его спину. Ни в детстве. Ни сейчас. Ни Мисти. И точно не его отец. Даже его любящая мама зависела от него. Она была настолько слаба, что ему не оставалось ничего другого, кроме как делать все возможное, даже в детстве, чтобы не обременять ее.
Эти мысли вылетели из головы, когда Чейз прервал наш разговор на диване и начал меня целовать. Это длилось не так долго, как мне бы хотелось, и не зашло дальше поцелуев. Это своего рода стало облегчением, потому что у меня возникло ощущение, что он подозревает о моей неопытности, но я не была уверена, что он понимает ее степень, и я не настолько возбудилась (пока), чтобы он это выяснил. Но, по правде говоря, это скорее разочаровывало, потому что, если серьезно, он хорошо целовался, и мне определенно это нравилось. Итак, когда он деликатно остановился и столь же деликатно объявил, что ему пора, я решила, что могла бы просто целоваться с ним вечность.
Его уход не вызывал облегчения, а лишь разочарование.
Я ничего не сказала, только кивнула.
Он встал, поднял меня с дивана и повел к двери. Надел куртку. Затем мы еще целовались у двери.
Это он тоже прекратил (слишком рано), чмокнул меня в нос так же мило, как и в библиотеке, и пробормотал:
— Позвоню тебе завтра.
— Хорошо, — выдохнула я.
Он улыбнулся.
Потом ушел.
У меня было четыре свидания. Опыт небольшой.
Тем не менее, я понимала, что это свидание прошло не просто очень хорошо.
Оно прошло великолепно.
Все потому, что было легко. Мы углубились в жизни друг друга. Но также просто и весело провели время. Он интересовался мной, без промедления демонстрировал это и желал узнать больше. Не возражал против моего интереса к нему, и, когда я осторожно выведывала подробности, отвечал открыто и честно. Мы смеялись. Мы обнимались. Мы целовались.
А шоколадное мороженое с арахисовым маслом оказалось просто бомбой.
Лежа в постели, вспоминая о нашем свидании, я вздохнула.
Последнее, что он сделал прошлым вечером, это пообещал позвонить.
Первое, что он сделал сегодня утром, это сдержал свое обещание.
И лежа в постели, я улыбнулась.
Потом откинула одеяло и встала.
* * * * *
8:29 того же дня
Я подпрыгнула, когда дверца с пассажирской стороны распахнулась, но на этот раз не вскрикнула.
Потому что знала, когда поверну голову, я увижу Чейза.
И я его увидела.
Улыбнувшись ему, приняла трепет сердца, вызванный его ответной улыбкой, и увидела, что он был в том же образе, что и вчера. Но под его курткой был шерстяной свитер молочного цвета с круглым вырезом поверх гораздо более выцветшей джинсовой рубашки. На фоне загорелой кожи она смотрелась хорошо, поэтому я надеялась, что однажды увижу эту кожу полностью обнаженной.
Надо сказать, Чейз классно одевался. Всегда выглядел так, словно только что сошел со страниц рекламы пива, популярного у ковбоев, звезд родео и певцов кантри. Но с его походкой, тем, как он держался, с его невероятной мужественностью, высоким ростом, подтянутыми мускулами, заметными под одеждой, не одежда делала его мужчиной.
Даже и близко нет.
Все было наоборот.
Он протянул мне кофе, я его взяла, и пока рассматривала стаканчик, Чейз уселся рядом.
Солнышко или Шамблз расстарались. Бирюзовым, фиолетовым, ярко-розовым, мандариновым, салатовым и желтым маркером были нарисованы звезды и сердечки с толстыми завитками вокруг. Своего рода мини-произведение искусства на кофейном стаканчике.
— Фэй.
Я подняла голову от разглядывания стаканчика, и мое сердце вновь затрепетало, когда Чейз произнес мое имя тихим голосом.
В момент, когда я подняла голову, он обнял меня за шею сзади и притянул к себе.
Потом поцеловал.
По-новому.
У меня имелся очень ограниченный опыт в поцелуях. Фактически, поцелуи с Чейзом более чем вдвое превышали число поцелуев, которые у меня были за всю жизнь. Все они (то есть Чейза) мне нравились.
В том числе и этот.
Его губы накрыли мои, затем слегка приоткрылись, и я последовала его примеру. Его язык скользнул внутрь, не толчком, не вторжением, а ленивым движением.
Внутри меня все разомлело, кровь закипела, и я чуть не выронила стаканчик.
Чейз оторвался от моих губ, но отстранился всего на миллиметр.
— Доброе утро, — прошептал он, глядя на меня бездонными голубыми глазами.
— Доброе утро, Чейз, — прошептала я в ответ и увидела в его глазах улыбку.
Его рука медленно соскользнула с моей шеи, увлекая за собой мои волосы так, словно ему нравилось пропускать их сквозь пальцы.
Затем он откинулся на спинку сиденья, и его взгляд переместился на библиотеку.
Я судорожно вздохнула и сделала глоток кофе.
Снова ореховый латте. Вчера я не задумывалась об этом, но теперь пришло в голову, что он, должно быть, спросил Солнышко или Шамблза, что я обычно у них заказываю, и купил это для меня.
Как мило.
С этой мыслью я тоже перевела взгляд на библиотеку. На этот раз я подошла к делу с умом и припарковалась со стороны, противоположной библиотеке, примерно на дом дальше. А также не заглушила мотор. Но перед этим выставила припасы.
— Раз ты здесь, я так понимаю, его пока нет, — заметил Чейз, глядя на библиотеку, затем поднес стаканчик к губам и сделал глоток.
— Нет, — ответила я, наблюдая,
