Я опустила ладони на его (очень твердые, черт возьми) бедра, потому что не знала, что с ними делать, и мне не нужно было думать об этом, потому что Чейз говорил. С его губ слетали тихие, нежные, честные, страшные и грустные слова.

— Между нами все идет хорошо, однажды я подробно расскажу тебе обо всем том дерьме, которое со мной произошло, включая меня и Мисти. Но ты живешь в этом маленьком городке, и я не упускаю из виду, что люди болтают, и многие из этих разговоров за последние шесть лет были обо мне и Мисти. Мне интересно, захочешь ли ты рискнуть начать отношения среди всех этих сплетен, но сейчас ты должна понять, что я не любил ее. Меня вынудили жениться на ней, и это прозвучит чертовски хреново и запутанно, но я сделал это, чтобы защитить свою мать. Мисти знала, что ее ждет, потому что я сразу сказал ей, что никоим образом не собираюсь быть ей мужем.

Его пальцы сжали мою шею, и он наклонился ко мне еще ближе, прежде чем продолжить.

— Ни в каком смысле, детка. Мы не спали в одной постели. Я не целовал ее, желая доброго утра или спокойной ночи. Мы не ужинали вместе. Я не сообщал ей, когда ухожу и когда возвращаюсь домой. Ни разу, после того, как мы поженились, я не занимался с ней любовью. До этого у нас была связь, но мы никогда не занимались любовью. Есть разница, и она никогда не получала этого от меня. Я прямо сказал ей, что наш брак — клочок бумаги. Она хотела этого от сделки, на которую рассчитывала, это она и получила. Но она меня не поняла. Для меня она была соседкой по комнате, которая мне не очень нравилась.

Когда он замолчал, я сочла необходимым сделать комментарий.

— Ты прав, Чейз, это запутанно.

Он ухмыльнулся, но не весело, а как-то по-другому. Чего я не поняла. Может, печально. Может, мрачно. В любом случае, это не было хорошо, поэтому мои пальцы на его бедрах рефлекторно сжались.

— Это нелегко объяснить, — продолжил Чейз. — И должен сказать, милая, я чувствую себя таким же чертовски взволнованным, что получил с тобой шанс, о котором даже не смел и мечтать, как и чертовски потерянным, потому что понятия не имею, как объяснить тебе все то, что со стороны выглядит плохо. Так что я скажу все прямо. Я не считал это изменой ей, потому что в глубине души не был на ней женат. Она ничего для меня не значила. Она поймала меня в ловушку. Сделала это намеренно. Пи*дец каким мерзким способом. Из-за этого моя семья подверглась опасности, а Мисти некой е*анутой частью сознания полагала, что как только я буду связан с ней юридически, она сможет влюбить меня в себя. Мы знали друг друга раньше, были в городе, в барах и в моей постели. Она знала, что я за человек. Не понимаю, как она могла подумать хоть на одну гребаную секунду, что сможет провернуть это дерьмо и завоевать меня. Но она пошла на это. Потом быстро узнала другое. Я не проявлял к ней доброты. Пока она была жива, я считал, что она этого заслуживала. Не желая больше терпеть подобного отношения, она могла бы уйти, сделать мне подарок, позволив быть свободным, и показать, что в ней есть что-то хорошее. Но сейчас я признаю, что не был добр к ней отчасти, чтобы заставить ее оставить меня, нахрен, в покое. После ее смерти мое отношение к ней свело меня с ума. Она была плохой женщиной. Но ни одна женщина, хорошая или плохая, не заслуживает быть застреленной.

— Это правда, — прошептала я.

— Да, — согласился он.

— Чейз? — мягко позвала я, но мне не было необходимости привлекать его внимание, когда он сидел так близко, что был практически всем, что я могла видеть, и нельзя не сказать, что я полностью владела его вниманием.

— Да, детка.

— Не знаю, слышал ли ты разговоры. Или передал ли кто тебе городские слухи. Но ты должен знать, что все предполагают, что произошло нечто подобное, о чем ты мне сейчас рассказал. И ты должен знать, что никто не винил тебя за то, как ты поступал, когда был женат на Мисти. Ты также должен знать, что ты всем всегда нравился. Все желали тебе только лучшего. Включая меня.

Я с благоговением наблюдала, чувствуя в груди жжение, как теплота и красота смывают с его лица некие болезненные и мерзкие воспоминания.

Затем он закрыл глаза и притянул меня к себе так, что наши лбы соприкоснулись.

Это было приятно.

Очень приятно.

Красиво.

Я продолжила говорить, и он открыл глаза, отодвинувшись, как и я, на дюйм.

— Ты также должен знать, что Мисти никому не нравилась, но все с ней мирились. Все решили, что она заманила тебя в ловушку. Все знали, что она солгала о Тае Уокере. Думали, что это был безумный и подлый поступок, никак не укладывающийся в голове. Но никто не желал, чтобы ее застрелили.

— Приятно знать, — пробормотал он.

Поскольку его голос был тихим, руки — теплыми и сильными, и мы были так близко, то я чувствовала себя в безопасности, чтобы продолжить, но неуверенно.

— Я не могу… я не… имею в виду, я не знаю всего, что происходило, и не могу знать, каково это — оказаться в подобной ловушке, и очень надеюсь, что никогда не узнаю. Но практически любой на твоем месте поступил бы так же, поэтому ты не должен винить себя за что-то, из-за чего жизнь Мисти так неожиданно и ужасно прервалась.

— Хотел бы я, милая, чтобы это было так просто, — прошептал он.

Он чувствовал вину.

Frak.

— Я тоже, — прошептала я в ответ, затем выдавила из себя улыбку, в то же время еще раз сжала его бедра и поделилась: — Но я открою тебе девчачий секрет. Многое становится лучше после шоколадного мороженого. Так что, держу пари, если добавить туда арахисовое масло, дробленый арахис и вишню, возможно, это не решит всех проблем, но поможет, хотя бы ненадолго.

Едва я произнесла «ненадолго», как одна его рука скользнула мне на затылок, и вместо того, чтобы просто очень близко притянуть меня к себе, мы оказались супермегаблизко, потому что он поцеловал меня.

У Чейза был вкус пива. Впервые я пробовала пиво, которое мне абсолютно понравилось.

В поцелуе я подалась вперед, позволяя