Шрифт:
Закладка:
– Ничего себе, – подумал Ровоам. И пошел советоваться с «молодыми людьми, которые выросли с ним».
Молодые люди присоветовали примерно так: «Да пошли они! Скажи этим придуркам: если отец мой обременял вас тяжким игом, то я увеличу иго ваше; отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами».
– Вот оно! – сказал себе Ровоам. – Это мое поколение! Мыслящее, современное! Бичами и скорпионами!
Наступил третий день и народ израильский пришел к Ровоаму и спросил:
– Ну как?
– А вот так! – сурово отвечал Ровоам. – Отец мой наложил на вас тяжкое иго, а я увеличу иго ваше; отец мой наказывал вас бичами, а я буду наказывать вас скорпионами!
– Ничего себе – скорпионами! – возопил народ. – И еще иго увеличит! Налоги!
И пошел делать свое собственное царство.
«И послал царь Ровоам Адонирама, начальника над податью; но все Израильтяне забросали его каменьями, и он умер; царь же Ровоам поспешно взошел на колесницу, чтоб убежать в Иерусалим».
Так возбудились государственные беспорядки.
Так Израиль отложился от Иудеи, и стало два государства вместо одного. И две церкви вместо одной.
«Отложился Израиль от дома Давидова до сего дня».
И силы их уменьшились.
Ну и что, мы меняемся?
Так же глупы, так же своекорыстны, так же, хотя это и грех, недальновидны. Так же кажется, что если больше скорпионов и больше бичей, то будет так, как нужно.
Нет, не так. Их уже предостаточно.
Тот, кто нарушил меру свободы, никогда не получит радости.
Обычные ошибки властей
Типичные ошибки властей при первых волнениях в цветных революциях:
1) никаких компромиссов, дожать, ни шагу назад, один кнут – никакого пряника, переоценка силы;
2) запаздывание, неадекват в оценке ситуации, когда идет по нарастающей;
3) не дай Бог, кто-то погибнет – цепная реакция;
4) высокомерие – смертный грех. Не дай Бог обидеть коллективного человека – что с ним не считаются;
5) полагание на ближний круг как на свой, твердокаменный;
6) уверенность, хотя зарождается двоевластие.
Все это на поверхности – несколько десятков революций XX–XXI веков.
Двоевластие
Чтобы вас скинули, должно быть двоевластие. Кто-то должен объявить, что он тоже власть. Или уже был властью, параллельной. Или еще не власть, но изо дня в день растущий, набирающий объемы и силы. Жестче, ближе к желаниям всех, нахрапистей, чем вы. И на самом деле это он – власть.
Российская история нанизана на двоевластие.
Петр Великий, буйно прорастающий на глазах царевны Софьи Алексеевны.
Екатерина, в будущем Вторая, в гвардейском мундире,[271] умыкающая власть у мужа своего, Петра.
Сын, с победительным именем Александр, ждущий, что ночью случится с отцом его Павлом.
Николай II и Государственная Дума, оттягивающая власть на себя. Царское Село – и Таврический дворец как антитезы. 1917 год.
Временное правительство – и зеркало его, Петросовет. Враг – Петроградский военно-революционный комитет. Таврический дворец и Зимний против Смольного. Двоевластие 1917 года.
Белый дом, сокращающий Кремль в размерах, в силе, в способности влиять на события. 1991 год. Буря двоевластия. И еще Москва – и 14 столиц так называемых «союзных республик». В упор они не видели этот союз.
Кремль против бунтующего Белого дома. Президент против Верховного Совета и вице-президента. Чуть было не. 1993 год.
Никогда больше? Ни за что?
Только если восторжествуют 1) рациональность, 2) сердечность, 3) свобода мышления и 4) игра на опережение желаний общества.
5) Никогда.
Вагон сошел с рельс
28 апреля 1915 г. «…Вдруг приносят букет красных цветов и записку… Убеждаемся, что она от Керенского. Скажите пожалуйста! Да еще такая восторженная! Впрочем, в нем есть что-то гимназическое, мальчишеское, в нем самом, что, должно быть, и мило в нем».[272]
5 апреля 1917 г. «Я верю Керенскому, лишь бы ему не мешали».[273]
20 мая. «Керенский – настоящий человек на настоящем месте».[274]
9 августа. «Что же сталось с Керенским? По рассказам близких – он неузнаваем и невменяем».[275]
14 августа. «Керенский – вагон, сошедший с рельс».[276]
23 августа. «Стоит шофер, въ буквальном смысле слова: гетры, картуз. Оказывается Керенским».[277]
Гетры и картуз.
1 сентября. «Керенский – самодержец – безумец».[278]
8 октября. «Когда история преломит перспективы, – быть может, кто-нибудь вновь попробует надеть венец героя на Керенского. Но пусть зачтется и мой голос. Я говорю не лично. И я умею смотреть на близкое издали, не увлекаясь. Керенский был тем, чем был в начале революции. И Керенский сейчас – малодушный и несознательный человек; а так как фактически он стоит наверху – то в падении России на дно кровавого рва повинен – он. Он. Пусть это помнят. Жить становится невмоготу».[279]
Жить. Становится. Невмоготу.
5 ноября. «Да, фатальный человек; слабый… герой. Мужественный … предатель. Женственный… революционер. Истерический главнокомандующий. Нежный, пылкий, боящийся крови – убийца. И очень, очень, весь – несчастный».[280]
Нам от этого не легче. Хотя почему? Если бы всего этого не случилось, мы бы просто не появились на свет.
В России родились бы другие люди. И это была бы другая Россия.
Как раствориться. Керенский
Дело было 1 ноября 1917 г. Он бежал из Гатчины.
«Снимайте френч – быстрее!» Через несколько минут я преобразился в весьма нелепого матроса: рукава бушлата были коротковаты, мои рыжевато-коричневые штиблеты и краги явно выбивались из стиля. Бескозырка была мне так мала, что едва держалась на макушке. Маскировку завершали огромные шоферские очки».[281]
«Мои преследователи повсюду искали меня… Я отрастил бороду и усы. Бороденка была жиденькая, она кустилась лишь на щеках, оставляя открытыми подбородок и всю нижнюю часть лица. И все же в очках со взъерошенными патлами по прошествии 40 дней я вполне сходил за студента-нигилиста 60-х годов прошлого века».[282]
Ему 36 лет. Всего. Впереди – полвека в эмиграции. Вот-вот распространится анекдот, что убежал он в юбке, в обличье сестры милосердия. Керенский очень сердился по этому поводу. Но с анекдотами ничего не поделаешь, они вечны.
А вот, наконец, счастье. Керенский в Мурманске, на борту французского крейсера. Миг торжества – «через несколько
