- Огонь!

   Бах! Ещё один 105 мм снаряд ушел в цель. Бойцы расчета пригнулись. Они помнили, что нужно закрывать уши, но не знали, что ещё нужно было открывать рот, чтобы хоть как-то снизить последствия от орудийного грохота.

   Но они вдруг сами начали кричать:

   - Попал! Попал! Господи, попал!

   К этим крикам добавлялись возгласы:

   - Так его, пидора, лейтенант! Хорошо приложил!

   Флетч сомневался, что хоть один танк в мире, будь то американский, английский, немецкий или советский смог бы выдержать попадание 105 мм бронебойного снаряда. У японской жестяной банки не было никаких шансов. Флетч не смог бы прицелиться лучше, даже если бы имел в распоряжении обученный расчет и специально целую неделю тренировался стрелять по движущимся мишеням. Снаряд угодил прямо в место стыка башни и корпуса, сорвал башню с погона и подбросил её на добрых два метра вверх. Тут же взорвался боекомплект и весь корпус танка превратился в шар огня. Шансов спастись у экипажа не было, впрочем, Флетч не особо об этом сожалел.

   - Видали, как японец поприветствовал нашу пушку? - крикнул кто-то из пехотинцев.

   Флетч от души рассмеялся. Хорошее сравнение, к тому же привел его человек неподготовленный. Но смеялся он не только поэтому. У него кружилась голова, он чувствовал себя едва ли не пьяным от облегчения. Танк находился в более выгодной позиции, чем они. От осколков расчет защищал лишь хлипкий щит. Он должен был быть абсолютно точным, иначе гибель была бы неминуема, и он справился со своей задачей.

   Насколько он мог судить, эта маленькая победа не принесла ни ему, ни остальным американским силам никакой выгоды. Через пару часов он получил приказ отойти к окраинам Ваявы. Теперь они будут пытаться сдержать японцев там.

   Жизнь Оскара ван дер Кёрка качалась маятником из крайности в крайность: от нормы до чего-то очень близкого к безумию. Некоторые застрявшие на Оаху туристы по-прежнему хотели учиться стоять на доске. Он учил их. А почему нет? Ему тоже нужно платить за квартиру, как и всем остальным. Хозяин квартиры, скупой японец по имени Мас Фукумото, незамедлительно выкинет все его вещи на улицу, стоит ему просрочить выплату хотя бы на день.

   Оскар уже пару лет жил в этой крошечной грязной квартирке в доме по Льюерс-стрит, куда переехал из точно такого же жилья. Всё это время он прекрасно знал, что Мас Фукумото - японец. Ещё он знал о его скупости. Собственно говоря, он не знал ни одного хозяина квартиры, который бы не был скуп. Предыдущий хозяин, который выгнал его за неуплату, был чистокровным ирландцем.

   Однако в случае Маса Фукумото, тот факт, что он - японец, означал, что он враг - самый настоящий враг, чего до 7 декабря сказать было нельзя. Оскар не знал, был ли Фукумото лоялен американским властям. Впрочем, считать иначе он тоже не имел оснований. Но это не мешало ему и другим жильцам-хоули смотреть на Фукумото с подозрением.

   Выходя в открытый и теплый, несмотря на близость Рождества океан, в компании очередной ученицы из Денвера или из Де Мойна, он всё ещё чувствовал едкий запах гари, тянувшийся с горящих топливных складов флота в Перл Харборе.

   Ученицам, в основном, было плевать. Они приехали на Гавайи, чтобы забыть обо всём, что тревожило их на материке. И они очень старались обо всём забыть. А, если не могли забыть, то говорили нечто, вроде: "Ну, всё случилось там. А здесь в Ваикики и Гонолулу всё хорошо, так ведь?".

   То была рыжеватая блондинка по имени Сьюзи. Она приехала на Гавайи из Рино, чтобы забыть о бывшем уже муже и это у неё неплохо получалось. Она была готова учиться всему, чему Оскар мог её научить. Он таких определял легко и сразу.

   Он задумался, какие слова снизят его шансы. Лежа на доске рядом он с ней, он слегка пожал плечами. Она далеко не единственная рыбка в этом море.

   - Вахиава всего в километре отсюда. Северный берег в часе езды. Мы с приятелем сёрфили там, когда высадились япошки. По нам стреляли.

   Сьюзи оглянулась через слегка обгоревшее на солнце плечо и посмотрела на Оскара. У неё были голубые, как у сиамской кошки, глаза.

   - Каково это? - спросила она.

   "Когда вокруг начали свистеть пули, я обоссался. Никто, кроме меня об этом не знает, я и так был весь мокрый, но я обоссался".

   - Не весело ни разу, - вслух произнес он. Прозвучало не только правдиво, но и сурово, даже с достоинством. Он задумался, случилось ли то же самое с Чарли Каапу. И, ведь, не спросишь никак.

   Сказанное, видимо удовлетворило Сьюзи. Она издала звук, немного похожий на мурчание.

   - Рада, что они не попали, - сказала она.

   - Я тоже, - ответил Оскар и она рассмеялась. Если он наклонит подбородок на пару сантиметров ниже, то коснется им её обтянутого хлопковой тканью зада. Но он решил этого не делать. В отличие от других женщин, которых он учил, Сьюзи не нуждалась в каких-то дополнительных сигналах. Какое-то время он ещё греб (она ему, впрочем, не особо помогала), затем направил доску к берегу.

   - А теперь попробуем поставить тебя на колени, хорошо?

   - А если я упаду?

   - Поплывешь, - ответил он и она рассмеялась. - Давай. Ты сможешь. Я тебя поддержу. - Он так и поступил, склонившись над ней и обхватив за стройную талию. Это движение одновременно было и специальным сигналом и его обязанностью, как инструктора, поэтому она могла спокойно не обратить на него внимания. Она снова рассмеялась. Она на многое обращала внимание, за исключением японцев. Оскар пожалел, что не мог поступить так же.

   Вообще, у неё оказалось потрясающее чувство равновесия, на коленях она стояла почти без поддержки. Волны были не очень большими, Оскар специально выбрал такое место. Однако она всё равно пришла в трепет, и когда доска выкатилась на берег, коротко вскрикнула.

   - Ого! - воскликнула