ни одного местного жителя: мужчину или женщину, обладающего в той или иной степени изящной фигурой или привлекательным лицом. В Хоаге была сегодня большая ярмарка лошадей, торговля завершена и основное развлечение мужчин, кроме как курить и пить пиво, это пугать до безумия женщин, проскакивая на всем ходу совсем рядом с ними.

Моя дорога, когда я покидаю Хоаг, холмистая, и снежные высоты Нордличе Калкалпен (Северные Меловые горы), горного массива Австрийских Альп, вырисовываются вперед на неопределенном расстоянии. Сегодняшний день, то, что в Амереке называют «scorcher» - жарища и горные подъемы по холмам, через сосновый лес, который закрывает каждый налетающий ветерок, это не что иное, как дуэль с термометром, зависшим около ста градусов (по фарингейту, ~ 38 C). Крестьяне, как обычно, находятся на своих полях, но, значительная их часть полулежит под деревьями. Полулежа, я думаю, любимое время препровождения австрийцев. Погонщик инстинктивно знает, что его упряжка собирается напугать велосипед, но он не делает ни одного предупредительного движения, он даже не пробуждается из своего положения, пока лошади или волы не начнут поворачивать. Как обычно, погонщик наполняет свою трубку, которая имеет большую, неуклюжую фарфоровую миску, длинный прямой деревянный стержень и изогнутый мундштук. Почти каждый австрийский крестьянин от шестнадцати лет и старше носит одну из этих нелепых трубок.

Мужчины кажутся скучными, смертельно неинтересными, одетыми в облегающие, и все же, каким-то образом, плохо облегающие брюки, обычно примерно на три размера короче, маленькая верхняя часть — некрасивая одежда, которую можно описать, как нечто среднее между короткой курткой и жилетом и прозаично выглядящая шляпа-котелок с узкой каймой.

Крестьянки являются поэзией Австрии, как и любой другой европейской страны, и в своих коротких красных платьях и широкополых, цыганских шляпах, они выглядят живописно и интересно, несмотря на некрасивые лица и неграциозные фигуры.

Въезжая сегодня утром в Ламбах, мне нужно было повернуть и я притормозил рядом с лошадью. Небрежно и по-австрийски она была оставлена не привязанная и без присмотра. Лошадь пугается, вскакивает, разворачивается прямо передо мной и несется по улице. Лошадь носится по рыночной площади, но сама останавливается, не нанося никакого ущерба. Лошадь, которая понесла, беда, которая не приходит одна и прежде, чем я покинул Ламбах, я снова стал невинной причиной еще одного происшествия. Мощная рабочая собака, приходит в восторг от встречи со мной настолько, что мгновенно переворачивает всё вокруг. Маленькие повозки, запряженные собаками, являются здесь обычными транспортными средствами, и эта повозка повстречалась мне на склоне, человек осторожно подталкивал животное. Трудовая жизнь разрушает дух этих рабочих собак и делает их трусливыми и пугливыми. При моем появлении эта собака завыла и внезапно повернулась вокруг себя с рывком, который опрокидывает человека и телегу, перевернул всё вверх тормашками, и скинул в канаву. Последнее, что я видел, когда я проезжал мимо, спускаясь вниз по склону, человека машущего в воздухе голыми ногами, и собаку пытающуюся освободиться от запутавшейся упряжи.

Сегодня ночь меня застала в очень удачном месте, в горной деревне Стенбург. Потому что Стренбург оказался весьма приятным местом, где есть с кем пообщаться. Здесь доктор может хорошо говорить по-английски и играет роль переводчика для меня в гостевом доме. Сельская учительница, живая итальянская леди, в дополнение к французскому и немецкому также может говорить по-английски несколько слов, хотя она настойчиво называет себя «school -master» (директор школы, автор намекает, что она неправильно использует английские слова). Она снимает комнату в том же гастхаусе, и весь вечер я наслаждаюсь самой живой болтовней и самыми очаровательными жестикуляциями, которые только можно себе представить, в то время как комната наполовину заполнена классом юных леди, стремящихся к лингвистическим достижениям, слушая наши забавные, если не поучительные, попытки продолжить разговор. В целом, это, пожалуй, самый приятный вечер. На прощание меня просят, когда я завершу свое кругосветное путешествие, написать им и рассказать обо всем, что я увидел и пережил. На крыше гастхауса находится примитивная обсерватория, и утром, перед стартом, я осмотрел окрестности. Перспектива великолепна: австрийские Альпы возвышаются к северу на юго-восток, заснеженные вершины вздымаются из бурного моря покрытых соснами холмов, а к северу - прекрасная долина Дуная, река мягко сверкает сквозь утреннюю дымку.

На возвышенности, с видом на Дунай в одну сторону, и с видом на город Молк в другую, расположилось самое большое и впечатляющее здание, которое я за всё свое путешествие видел в Австрии. Это монастырь бенедиктинских монахов. Мне кажется, что на строительство целого города Молка, с населением, возможно в тысячу жителей, потрачено материалов меньше, чем на огромное здание монастыря. Естественно, у меня возник вопрос, как же монахи вообще смогли построить это огромнейшее здание. Я зашел в парикмахерскую, чтобы побриться. Здесь я нашел парикмахера, который по примеру своих соотечественников, блаженно дремал в полуденный час. Можно было легко взять и унести его рабочие инструменты, не опасаясь его пробуждения. Я разбудил его, он механически перебрал свои бритвы и прибор для намыливания. Последнее представляло из себя суповую тарелку с отбитой полукруглой выемкой, которая, некоторым образом, прилаживалась к шее клиента. Прижимая этот зазубренный край к горлу, мастер поочередно смачивает водой и намыливает руками лицо, вода, тем временем, протекает в пространство между плохо подогнанной суповой тарелкой и горлом и стекает по груди. Но, не жалуйся, будь разумным. Ибо, ни один разумный человек не может ожидать, что суповая тарелка, как бы тщательно она не была вырублена, будет соответствовать горлу всего мужского населения Молка, не считая заезжих путешественников.

Переночевав в Ной-Ленгбахе, я карабкаюсь по склонам и перебираюсь по неровным, комковатым дорогам в сторону Вены. До столицы Австрии я добрался в воскресенье утром и остановился в отеле Englischer Eof около полудня. В Вене я решаю остановиться на два дня, а во вторник наношу визит в штаб-квартиру Wanderers (Странник) Венского клуба велосипедистов, который находится на окраине на улицу под названием Schwimmschulenstrasse. В клубе обещают, что, если я перенесу свой отъезд на следующий день, они соберут небольшую группу велосипедистов, чтобы сопроводить меня на семьдесят километров в Пресбург. Велосипедные клубы Вены в штаб-квартире «Wanderers» построили отличную гоночную трассу, круг три и одна треть английской мили за 2000 гульденов. Этим вечером несколько австрийских гонщиков тренировались на нем к предстоящим соревнованиям. Английские и американские водители мало понимают трудности, с которыми приходится сталкиваться венским велосипедистам: во всем городе, на Рингштрассе и не менее чем на пятидесяти улицах города запрещена езда на велосипедах. Они обязаны заказывать себе большие,