Шрифт:
Закладка:
Понемногу мысли Хасты улетели, а песня, будто сама собой, начала превращаться во что-то совсем иное…
— Очи смежит Господь,
И на землю сойдет вековечная мгла,
Скроет свой лик,
Расточатся живые лучи.
Я лишь ничтожная искра
В темной бездонной ночи,
Я лишь дыханье твое,
Отражение глаз,
Твоя улыбка меня создала.
Побудь еще миг со мной,
Прошу, не уходи!
Пока рука в руке,
Пока следы на песке —
Не покидай меня,
Взгляда не отводи.
Глава 12
Дар Найи
Когда солнце зашло и все погрузилось в непроглядную тьму, наверху вновь раздались шаги. Заскрипела, поднимаясь, решетка. Внутрь ямы упала веревка с узлами.
— Жрец, вылезай! Твой черед!
Дремавшие в обнимку Хаста и Марга в один миг оказались на ногах.
— Не ходи, — быстро зашептала накхини. — Пусть попробуют спуститься и достать тебя отсюда, тогда я…
Хаста мотнул головой:
— Не станут они спускаться, бросят копье… Не беспокойся, я попытаюсь отболтаться. Надеюсь, Данхар — человек не самого тонкого ума…
— Тонкий ум ему не нужен, чтобы тебя прикончить. Он опасен, берегись его…
— А то я не вижу! Может, все же скажешь, почему он тебя сюда бросил?
— Не скажу, — упрямо ответила Марга. — О таком не говорят с чужаками. Это касается чести семьи…
Хаста закатил глаза:
— Ты меня погубишь! — Он ухватился за веревку. — Я готов, тяните!
* * *
Данхар обратил угрюмый взгляд на вошедшего в его покои тощего рыжего жреца в потрепанной бурой одежде. От вечерней трапезы на столе остались одни объедки, а от благодушного настроения маханвира — одно воспоминание. Отослав Анила, Страж Севера долго обдумывал предполагаемое вероломство Аршалая, и сговор наместника с Северным храмом и накхами Ширама казался ему все более вероятным.
«Аршалай уже получил предписание разоружить меня и заковать в цепи — сам рассказал. Конечно, ему это не по силам… Пока у него не было других накхов! А теперь есть — и я ему, значит, больше не нужен! — думал он, злясь все сильнее. — Почему бы не выдать меня блюстителю престола, как псу бросают кость? Конечно, я мог бы многое порассказать в столице о дорогом друге — особенно о том, как он дорвался до власти в Бьярме, — но кто будет меня слушать? Киран, люто ненавидящий детей Змея?»
— Как тебя звать? — бросил он, как только закрылась дверь за стражем.
— За свою жизнь я носил столько имен, что не упомню, какое было первым, — вздохнул Хаста. — И уж подавно не знаю, какое станет последним. Называй меня просто «жрец».
— Я желаю знать твое имя! — с угрозой в голосе проговорил накх.
— Имя — пустой звук. Если хочешь, можешь называть меня Столп Законности. Нет, лучше Сосуд Добродетели. Всегда мечтал быть Сосудом Добродетели, да как-то не складывалось…
— Издеваться вздумал, гаденыш? — взревел Данхар.
— О да! Именно для этого я засунул себя в сырую холодную яму, а тебе — исключительно чтобы поиздеваться — дал вкусного мяса.
— Ты чересчур языкастый жрец… — Страж Севера обошел стол и шагнул в сторону Хасты. — Я ведь могу и укоротить твой язык.
— Тогда наш разговор не удастся вовсе.
— А это не разговор, это допрос! Смотри, не будешь говорить то, что я желаю услышать, — скоро заплачешь кровавыми слезами…
— Возможно, тебе будет интересно узнать, — хладнокровно отвечал Хаста, — что в теле человека пять видов влаг и господь Исварха иссушит их все, если ты поднимешь руку на жреца!
— Ты мне угрожаешь? — изумился Данхар.
— Невозможно угрожать рассветом или закатом. Если кто-то ткнет тебе в живот ножом, из раны хлынет кровь, а не вино. Разве я сказал что-то, о чем ты прежде не знал?
Тяжелая оплеуха сбила Хасту с ног.
— Ты разозлил меня!
Отлетевший к двери жрец потер ушибленное место, подвигал нижней челюстью и кивнул:
— Этого можно было и не говорить. Сомневаюсь, что у накхов принято таким образом выражать радость от встречи…
— Ладно, — выдохнул Данхар, отходя к столу. — Не хочешь называть свое имя — не называй. Плевать мне на него.
Хаста вновь потер щеку — на этот раз чтобы скрыть улыбку. Пока допрос шел неплохо.
— Что ты делал в обществе юнца по имени Анил?
— Анил… — Жрец сделал вид, что задумался. — Приближенный блюстителя престола. Киран прислал его в Бьярму с неким тайным предписанием, о котором я, разумеется, не имею понятия… Впрочем, ты ведь не об этом спрашивал. Ты хотел узнать, что я делал в обществе Анила. Шел по дороге, ел, беседовал… Пересказать наши разговоры?
— Валяй.
— Я рассказывал ему о путях Исвархи. Ты и сам, конечно, замечал, что Господь Солнце покидает свой дом всякий раз в ином месте. Можно подумать, врата миров блуждают! Ведь не может быть, чтобы Исварха перелезал через стену собственного Небесного града, как вор через ограду…
— Замолчи! — рявкнул Данхар, ударив ладонью по столу.
— Но ведь это очень интересно! Послушай!
— Нет, это ты послушай. Тебя и этого юношу схватили, когда вы выдавали себя за царевича Аюра и сопутствующего ему жреца…
«Накх назвал его юношей, — подумал Хаста. — Не вонючим самозванцем, не лживым недоноском… Похоже, Анил как-то вывернулся!»
Хаста и сам удивился тому, как его порадовала эта догадка.
«И кажется, он не выдал меня. Иначе разговор шел бы совсем иначе и в другом месте… Почему? Да потому, что Анил не хочет рассказывать этому упырю, что им, посланцем Кирана, все это время крутили, как тряпичной куклой. Мальчишка — гордец и в таком ни за что не признается…»
— Я не мог выдавать себя за жреца! — вслух возмутился Хаста. — Ибо я и есть жрец! Я прибыл в Бьярму прямиком из главного храма столицы и могу поклясться в этом господом Исвархой и его священным неугасимым огнем. Что же касается моего спутника, я слишком ничтожен, чтобы вмешиваться в дела великих мира сего. Откуда мне знать, чего хотел блюститель престола, присылая сюда этого благородного юношу? Почему ему было приказано изображать царевича? Я не могу поверить, чтобы Киран умышлял что-то дурное! Во всяком случае, когда ясноликий призвал меня к себе несколько седмиц тому назад, он велел мне лишь помогать Анилу и, уж конечно, молить Исварху о даровании
