Шрифт:
Закладка:
После напряженных переговоров в Риге отношения АРА с советскими властями не особо улучшились. Много времени и сил отнимали мелкие конфликты, вызванные подозрениями советской стороны, а также тем, что американцы были недовольны медлительностью советских чиновников. Например, советская секретная служба так часто обыскивала офисы АРА, что американцы в конце концов аккуратно разложили документы на столах, чтобы свести беспорядок к минимуму. Сама система регистрации АРА выявила другие виды напряженности; папка «Трудности с оказанием помощи» содержала пометку «см. также мошенничество, нечестность и т. д.»[220]. Возможно, еще важнее было постоянное недовольство АРА российским транспортом. Российские железные дороги, в которых наблюдалась нехватка топлива, локомотивов и подвижного состава, часто становились причиной задержки поставок продовольствия или его потерь. Хищения зерна – что вряд ли удивительно, учитывая общую обстановку в России, – еще больше сократили поставки АРА[221]. Советский представитель Эйдук усугубил эти проблемы своим враждебным отношением. Кулидж, который имел дело с Эйдуком более регулярно, чем с каким-либо другим официальным лицом, винил в постоянных проблемах не отдельных русских, а русский характер в целом. Такие конфликты были «неизбежны» по причине «вялости, безответственности, привычки увиливать и других недостатков, присущих русскому характеру». В другом месте Кулидж усилил эти жалобы, объяснив, что русские «недостатки», такие как «глупость, невежество, неэффективность и прежде всего назойливость», еще больше затрудняли его работу с Советами. Его руководитель, Хаскелл, сделал аналогичные заявления. Личные встречи Кулиджа с советскими дипломатами заставили его отказаться от своих прежних убеждений, что дипломаты стоят выше характера своих наций[222].
Но не только качества национального характера лежали в основе советско-американских проблем, а еще и программные различия – оказание чрезвычайной помощи против реконструкции. Официальные лица Госдепартамента пришли к такому выводу после четырех месяцев наблюдения за работой АРА; один дипломат сообщил, что «Советы всегда подталкивают [АРА] к осуществлению деятельности, для которой она не предназначена». В феврале 1922 года Каменев поставил этот вопрос непосредственно перед Кулиджем в интервью. Признавая транспортные проблемы, которые препятствовали оказанию гуманитарной помощи, он попросил американского содействия для улучшения железных дорог. Получив отказ, он проворчал, что запреты АРА на такую помощь замедлят любой прогресс в борьбе с голодом. Тем временем в Лондоне высокопоставленный советский торговый чиновник обратился в местное подразделение АРА с просьбой организовать американские кредиты на покупку сельскохозяйственной техники, но Гувер, не раздумывая, ему отказал[223].
Расширение масштабов (хотя и не направлений) деятельности АРА отнюдь не ослабило американо-советскую напряженность, а только усугубило ее. В конце декабря 1921 года Гувер объявил, что АРА в военное время получила 20 миллионов долларов финансирования от различных правительственных учреждений США. В публичной сфере советские лидеры хладнокровно отреагировали на эту новость; негласно они активизировали слежку[224]. Увеличение поставок продовольствия еще больше загрузило и без того перегруженную советскую транспортную систему. Трения по этому вопросу достигли кризисных масштабов весной 1922 года, когда чиновники АРА накопили жалобы на задержки доставки. Используя советскую разведку в своих целях, Хаскелл написал сурово сформулированную телеграмму Гуверу, намеренно игнорируя обычные процедуры безопасности. В ней Хаскелл выражал недовольство на сбои в работе советского транспорта и предлагал Гуверу немедленно прекратить поставки продовольствия до тех пор, пока советские власти не заставят поезда двигаться. Трюк сработал, и Каменев с Эйдуком немедленно появились в кабинете Хаскелла с обещаниями улучшить ситуацию. Политбюро также попросило Ф. Э. Дзержинского, главу тайной полиции, курировать работу с АРА. Политбюро надеялось, что его прямые угрозы помогут «навести порядок» в транспортном секторе [Fisher 1927: 199–201][225].
Именно в то время, когда Хаскелл отправил свою открытую телеграмму, Гувер сообщил своему помощнику, что он ожидает окончания американской помощи к сентябрю. Ранний прогноз показал, что урожая 1922 года будет достаточно, чтобы прокормить население и тем самым положить конец острому кризису. Тем не менее Уолтер Браун, директор лондонского подразделения АРА, выразил обеспокоенность политикой, направленной на то, чтобы покинуть регион, в котором все еще наблюдается если не голод, то определенные трудности. Окончание операции в России, писал Браун, послужило бы пищей для «радикалов и контрреволюционеров, прессы и политиков в духе “я же говорил” в США»[226]. Группа высокопоставленных должностных лиц АРА, написав отдельно, согласилась с Брауном касательно риска негативной рекламы[227]. Нападки на АРА придали достоверности этим предупреждениям. Пакстон Хиббен, сторонник Советской России с большим опытом оказания гуманитарной помощи, послал Гуверу копию речи, которую он произнес в Ассоциации внешней политики. В этой речи Хиббен призвал к «действительно конструктивной помощи»; нынешний план АРА по «облегчению положения очень немногих людей <…> неизбежно приведет к гибели очень многих и, возможно, к новому голоду». Хиббен призвал АРА предоставить не только семенное зерно, но и сельскохозяйственные орудия и другую необходимую технику. Гувер отреагировал быстро. Он вежливо, но твердо отверг это предложение, а затем начал наблюдение за Хиббеном. В отчетах Дж. Эдгара Гувера для Бюро расследований и в источниках из военной разведки подробно описывалась деятельность Хиббена с сочетанием лести («Министр, безусловно, должен считать себя польщенным, если его освистывают такие люди, как Хиббен») и паранойи (Хиббен «крайний радикал и считается опасным»). Таким образом, у Брауна и его коллег были основания беспокоиться о реакции общественности[228].
Герберт Гувер и его советники преодолели опасность негативной реакции со стороны общественного мнения, разработав новую стратегию оказания помощи на конец 1922-го и последующие годы. Согласно этому новому плану, АРА сосредоточится на кормлении детей, особенно беспризорных, собирающихся в крупных городских районах. Однако изменения в работе АРА были гораздо менее радикальными, чем те, что планировало советское руководство.
Очевидно, не зная о надвигающихся изменениях стратегий АРА, советские чиновники внесли некоторые собственные изменения. Объявив осенью 1922 года, что кризис миновал, Политбюро распустило свой комитет помощи голодающим, Помгол, и создало Комитет по борьбе с последствиями голода (Последгол). Новый комитет взял на себя некоторые остаточные обязанности Помгола, но больше сосредоточился на долгосрочных проектах. Последгол был призван заниматься оказанием продовольственной помощи только бездомным детям и небольшому числу больных или нетрудоспособных взрослых. Его основной целью было восстановление экономики путем ремонта транспортной сети, восстановления ветхого или разрушенного оборудования и создания новых производств по всему пострадавшему региону. Объявляя об этих изменениях, член Политбюро М. И. Калинин подчеркнул, что главнейшим приоритетом стал расширенный масштаб действий по оказанию чрезвычайной помощи, восстановлению сельского хозяйства и промышленности. И вместо того, чтобы сосредоточиться исключительно на продовольственной помощи сельскому населению, как это сделал Помгол, Последгол стал работать над улучшением всех отраслей экономики. Подчеркивая роль новой миссии, один чиновник противопоставил Последгол царской деятельности по борьбе с голодом