Давид, скорее всего, намекает на то, что отец убрал его из моей охраны. Наверное, думает, что по моей просьбе.

Я верчу головой по сторонам. Потом спускаюсь с крыльца. Медленно сокращаю между нами дистанцию. Перекрикиваясь через двор, мы слишком много внимания к себе привлекаем. Лучше говорить тише.

—Я на кладбище съездить хочу. У меня там бабушка и мама похоронены, а я три года не была у них,— признаюсь ему, смотря себе под ноги.

Давид прожигает меня взглядом. Я отчего-то думаю, что пошлет меня. После стольких насмешек и резких выражений с моей стороны, после нескрываемой ненависти и презрения я бы точно сделала именно так.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍Но Леонов меня удивляет.

—У тебя есть десять минут на сборы. Дольше ждать не буду. Сначала заедем по моим делам на стройку, потом в дом твоей бабки. Ночевать будем под одной крышей, без всяких истерик и недовольства,— строго чеканит он.—Я устал, Лера, я второй месяц без выходных работаю, и мне хочется просто тишины. Чтобы хотя бы несколько часов спокойно поспать, не думая ни о чем.

—Я быстро,— заверяю я, игнорируя его слова. Но внезапно и в самом деле замечаю отпечаток усталости и недосыпа на его лице.

Разворачиваюсь и несусь в дом, не заботясь о том, что хромаю и Давид это видит. Удивляюсь тому, что обратилась к нему с этой просьбой. Что спокойно отношусь к тому факту, что следующие несколько часов проведу с ним. По своей инициативе. Но я прекрасно понимаю, что попроси Богдана или Влада поехать за город — они доложат Давиду, а тот даст команду вернуть меня домой.

Я хватаю со стула рюкзак, забрасываю пижаму, несколько пар носков, несмотря на то, что лето в самом разгаре. Это уже привычка.

Зарядка для телефона летит туда же. А еще скетчбук и несколько карандашей. Растерянно оглядываюсь по сторонам, прикидывая, что еще может понадобиться. Меня слегка потряхивает и мандражит. Стараюсь не думать о том, что делаю.

Хватаясь за ручку входной двери, медлю. Начинаю сомневаться в правильности происходящего.

Зачем я еду с ним? Ведь ясно, что ничего хорошего из этого не выйдет. Погрыземся снова, и посреди ночи Давид отправит меня домой. Вызовет Богдана или Влада, а сам останется в тишине досыпать.

Решительно распахиваю дверь и выхожу на крыльцо. Давид стоит, прислонившись к капоту своего внедорожника. Курит, смотря в сторону. Делает глубокую затяжку, прикрыв веки, задирает голову и выдыхает сизый дым в небо. На мгновение я зависаю, разглядывая его. Вот такого задумчивого, спокойного, без холодка в глубине пронзительных глаз.

На звук моих шагов Давид вскидывает на меня взгляд. Ничего не говорит. Обходит автомобиль, забирается на водительское сиденье и ждет, когда я устроюсь на заднем. Рядом пакет с едой. Пахнет на весь салон.

—Антонина с собой собрала,— поймав мой удивленный взгляд, поясняет Давид.— Правда, на одного, поэтому придется делиться.— Его губы растягиваются в улыбке.

Он заводит мотор и медленно выезжает за ворота. Создается ощущение, словно ему и самому не по себе от моей компании. Ведь до этого инициатором всегда был он. Работа — и ничего личного. Он контролировал ситуацию и приказывал. А сейчас у нас что-то вроде импровизированной поездки. В его выходной день.

Я затаилась на заднем сиденье, смотря в окно. Делаю вид, что меня здесь вообще нет.

Разглядываю улицы, дома и деревья. Глаза отвыкли от родных пейзажей. Привычным теперь кажется каменный строгий Лондон со своей архитектурой.

Давиду несколько раз звонят. Он отвечает короткими фразами. Съезжает на проселочную дорогу, и я опускаю стекло. Высовываюсь в окно, любуясь природой. Закатные лучи раскрашивают гладь воды во все оттенки алого. Неимоверно красиво.

—Мне нужно принять у строителей работу, останься в машине,— я вздрагиваю от голоса Давида, так как целый час мы провели в молчании.

Он у него хриплый. Глухой.

—Хорошо.

Только сейчас замечаю, что мы едем не к бабушкиному дому, а совершенно в противоположную сторону улицы.

Давид останавливает внедорожник на участке, где навезено множество стройматериалов. Я с интересом подаюсь вперед, разглядывая коробку двухэтажного дома. Уже успели поставить окна и крышу. Дом большой, двухэтажный. Рассчитанный явно не на маленькую семью. Вспоминаю, как Давид говорил, что дом они с братом отстраивают.

—Я быстро,— говорит он. Открывает бардачок, достает какую-то папку и несколько пачек с купюрами.

Я наблюдаю за тем, как навстречу ему идет мужчина средних лет, в рабочей одежде. Они пожимают друг другу руки, потом исчезают в доме. Я же остаюсь в прохладе салона. Откидываюсь на спинку кожаного сиденья и жду.

Меня немного потряхивает от того факта, что в доме мы будем наедине. Но это ведь не первый раз. Может, Давид вообще уйдет к этой своей Кате. Она-то наверняка как его машину через окно заприметит, так сразу же булок напечет и кувшин с молоком притащит в надежде на горячую и щедрую благодарность. А может, и на вечную любовь. Помню, как она пыталась приворожить парня из параллельного класса. И ей, кажется, это даже удалось. То ли купленный у цыганки приворот подействовал, то ли настырность.Но через несколько недель они начали встречаться.

—О чем задумалась?

Я и не заметила, как к машине подошел Давид. Все с той же папкой, но уже без денег.

—Да так.— Пожимаю плечами, поднимая на него взгляд.

Стекло все так же опущено, поэтому нас ничего не разделает.

Давид достает из кармана пачку сигарет. Раньше он так много не курил.

Его движения расслабленные, ленивые. Он рукой упирается в бок машины, от меня не отходит, словно ждет продолжения разговора.

Я делаю вдох. Курить хочется — жуть. Но если попрошу у него сигарету, пошлет на хер, еще и нотации почитает. Поэтому не рискую.

—Медленно строят. Халтурят раз за разом. Уже вторую строительную компанию поменяли. Ощущение, словно на отдых приехали, а не работать. Оказывается, сложно найти толковых строителей,— внезапно решил поделиться он со мной. Так, словно мы два старых приятеля.

Что на это ответить — не представляю.

Поэтому говорю первое, что приходит в голову.