ты ему нужна. Никого, кроме тебя, не видит. Он хороший человек. Вы с ним похожи. Добрые, бескорыстные, честные. Я бобы на вас бросила – он твой мужчина, по судьбе тебе предназначен.

– Не могу… я для него – обуза… может, я не смогу ему родить детей…

– За детей тут я отвечаю, – рассмеялась Варжетхан. – Захочешь родить, я от тебя не отойду!

– Не знаю. Я привыкла одна. Не знаю, не помню, как с кем-то жить, – призналась Катя, – мне страшно. Вдруг не смогу? Он ведь правда очень хороший. Смешит меня все время. Я так часто смеюсь, как никогда и ни с кем не смеялась. Легко мне с ним.

– Вот и наслаждайся этой легкостью! Я зачем тебя с того света вытащила? Давай, девочка, ничего не бойся, и мне радостно будет, – улыбнулась Варжетхан.

Кто бы сомневался, что еще через год Катя родила здорового прекрасного сына – Варжетхан принимала роды. Мурат с жены пылинки сдувал и смотрел так, как смотрят только влюбленные. Будто и не было у них года семейной жизни.

Из «пришлых» был еще дядя Леван. Как и когда он появился в селе, никто не помнил. А те, кто помнил, – молчали. Леван, сколько его ни спрашивали, не говорил о своем происхождении – где родился, вырос, кто были родители, деды и прадеды. Поселился на берегу Терека, купив, не торгуясь, старый дом. Чем зарабатывал – никто не знал, но деньги имелись. Леван восстановил старый дом, обнес кирпичным забором, купил мотоцикл. Пил в меру, ничего дурного о нем сказать не могли, сколько ни искали червоточины. Лишь одно огорчение: сколько ему девушек ни сватали – никого замуж не взял. Жил один. Справлялся отлично, не хуже женщины. Готовил прекрасно, гнал араку, вино. Такую речную форель ловил, какую никто не мог поймать. Выходил на базар рано, сразу после рыбалки. Рыба еще трепыхалась. Ее тут же разбирали, он и часа не успевал простоять. Ловил и продавал рыбу не для заработка, для души. Смеялся, когда его спрашивали, зачем на базаре стоит: «Я один столько не съем». Его и так, и сяк пытались разговорить – откуда приехал да почему именно это село выбрал? Дядя Леван отшучивался и отвечал: «Вам лучше не знать». И этим еще больше подогревал к себе интерес. Иногда уезжал на несколько дней, на неделю, две. Никто не знал куда. На преступника похож не был, на торгаша тоже. Всегда был приветлив, умел и с женщинами разговаривать, и с мужчинами. Детей вроде бы тоже любил. Чермена вытащил из реки, когда того уже течением понесло. Откачал, а потом уже по-отечески подзатыльник дал. Чермен после того случая как приклеился к дяде Левану. А тот и рад был – брал мальчишку на рыбалку, удочку подарил, учил, как подсекать, как вытаскивать. Всем местным детям разрешал огород свой обносить. Еще и учил, как картошку в углях запекать, как костер правильно разжечь. Потом горох стал на участке выращивать, так к нему за этим горохом на завтрак, обед и ужин прибегали. Самый сладкий считался. Без подарков из поездок дядя Леван не возвращался – детям сладости, мужчинам редкую араку, женщинам – вино на пробу. Вот поди знай, что у человека в голове творится. Вроде идеальный с виду, но так же не бывает!

Единственное, в чем никогда не участвовал дядя Леван, – не приходил ни на свадьбы, ни на поминки, ни на какие общественные мероприятия. Подарки молодоженам, деньги на поминки, на общественные нужды – всегда пожалуйста. Мог из города привезти все, что требовалось, от красной ткани на стол в сельсовете до гвоздик – гостям вручить и на памятник Ленину положить. Вроде бы и поводы для его отлучек всегда находились уважительные.

Но то ли дядя Леван расслабился и больше не мог скрывать свою страшную тайну, то ли так тому и было суждено случиться. Началось все с председателя сельсовета Георгия Георгиевича, который больше остальных сблизился с дядей Леваном. Они, можно сказать, дружили. Дядя Леван шел мимо общественного склада – там хранились мешки с комбикормом, мукой, которые в качестве премии раздавали передовикам производства, почетным жителям села и особо отличившимся. Георгий Георгиевич стоял посреди склада, обхватив голову руками. Слегка раскачивался, и со стороны могло показаться, что он сейчас оторвет себе голову.

– Георгий, что-то случилось или я дальше пойду? – спросил дядя Леван.

Тот в ответ смог только промычать и снова попытался оторвать себе голову.

Дядя Леван тяжело вздохнул и вошел в сарай-склад. Мешки с комбикормом и мукой были вскрыты. Дядя Леван заглянул в один, другой, третий. Понюхал. Взял горсть из мешка, насыпал на стол, разровнял. Посмотрел, кивнул, будто в подтверждение своей догадки.

– Клещ, – сказал дядя Леван Георгию.

Тот опять что-то промычал.

– Везде? – уточнил дядя Леван.

Георгий отказался от попыток оторвать себе голову и решил биться головой о стол.

– Значит, везде, – резюмировал дядя Леван. – И что делать?

Георгий ударился головой о стол.

– Здесь завелись или уже привезли такой? – уточнил дядя Леван.

И именно этот вопрос заставил Георгия вернуться к действительности.

– Привезли. Сегодня утром. Я же всегда проверяю. Но кому я что докажу? Меня сделают бараном отпуска! – закричал Георгий.

– Козлом отпущения, – поправил дядя Леван.

– Да кем захотят, тем и сделают! Я крайним окажусь! Я же кто? Село! Не комбинат! Кто будет комбинат судить? Леван, что мне делать? Меня же посадят, да?

– Кто еще знает про клещей? – спросил Леван.

– Никто, – признался Георгий.

– Иди к Марии в газету, она напишет. Все знают, она честная, за правду будет биться, – посоветовал дядя Леван. – Позвони на комбинат. Расскажи все как есть. Что тут еще поделаешь?

– Леван, ты хочешь меня в тюрьму? Я не хочу! Так не хочу, что совсем! – закричал Георгий. – Ты знаешь, за что посадили Валерия Казбековича?

– А кто это?

– Бывший председатель сельсовета! Двадцать лет председатель. Уважаемый человек. Такой уважаемый, что я по сравнению с ним – младэнэ́ц! – Георгий говорил именно так и с ударением на третий слог. Леван улыбнулся, но решил не поправлять друга. – За гвозди́ки посадили! – продолжал кричать Георгий. – И где теперь Валерий Казбекович, скажи мне? Ты не знаешь? Вот и я не знаю! А что он сделал? Ничего не сделал!

Действительно, была такая история.

Цветы, которые нужно было возложить к памятнику Ленину, долго везли, стояла жара, они потеряли товарный вид, подувяли. Ну, какие были, такие и положили Ленину. А из города, как назло, ожидалась делегация, для нее уже со всех палисадников тюльпанов нарвали. Про Ленина совсем забыли. И кто-то из