гарантировать, что там придерживаются прежнего взгляда на украинские дела и что настроение могло измениться в связи с последними событиями.

Я, между прочим, сказал, что гетман готов отказаться от власти, если это может помочь делу и облегчить положение [ро]дины. Мы не говорим об отказе гетмана, заметил St. Aulaire, но пусть составит другое правительство, удалит заведомых германофилов (при этом назвали нескольких лиц киевского прав[ителъст]ва) и окружит себя лицами подходящими, напр[имер], почему вы не входите в состав правит[елъст]ва[411]. Я ответил, что еду за границу, но что[412] взялся за настоящую щекотливую миссию, ибо, хотя уроженец Украины, но служил России, как своей же родине, не различая этих двух братских народов, раздробленных восстанием, перешедшим в большевизм. Что касается распадения, то оно провозглашено было в декларации о самоопределении народов, притом не в России, а в Америке и во Франции.

Говорил, впрочем, больше Сент Олер, а сэр Барклай только поддакивал и кивал головой.

Они обещали снестись с[о] своими правительствами и передать им наше письменное заявление (вербальная нота), вручённое мною при частном письме маркизу де Беллоа.

Американский посланник Вопика (или Вопичка), с которым я виделся через несколько дней, заявил, что разделяет точку зрения коллег на важность установления фактических сношений с Украиной. Последняя, по его мнению, как и другие части бывшей России, имеет право на самоопределение, что не исключает идеи федерации. Вообще г. Вопичка в этом вопросе выражался либеральнее коллег, упомянув о желательности следовать принципам, изложенным в декларации президента Вильсона. Далее он упомянул о важности оздоровления финансов и поднятия курса денег.

* * *[413]

Из дополнительных бесед с маркизом де Беллоа и с французским консульским агентом Хэнно я вынес впечатление, что представители Согласия готовы пойти с нами на компромисс. Кстати, г. Хэнно, по-видимому, считался знатоком Украины и с[о] своим чешским секретарём Черкалем вдохновлял и направлял англо-французскую дипломатию в Яссах, а затем в Одессе. Он утверждал, что Украина выдумана Германией и Австрией, чтобы получить оплот и поддержку против западного фронта. Что касается большевизма, то он говорил, что это русский бунт, который возник в варварской, дикой и побеждённой России. Он не опасен цивилизованным странам, кои Франция и Англия, и не угрожает заразой и распространением в культурных государствах.

Слышанное от г. St. Aulaire[414] и г. Barclay можно было резюмировать так. Державы Согласия надеются, что гетманское прав[ительст]во ввиду новой обстановки изменит свою ориентацию, отказавшись от влияния Германии и усвоит политику, отвечающую видам Антанты. Подчинение Германии, по признанию самого украинского прав[ительст]ва, произошло по инициативе Рады, призвавшей немцев и заключившей с ними договор. Ныне прав[ительст]во гетман[а] может возвратить себе свободу действия и поступить согласно интересам страны. По поводу защиты Украины от большевиков в промежуток между уходом немцев и приходом союзников предприняты якобы объединённые действия, как на севере, так и на востоке со стороны Добровольческой армии. Прав[ительст] ва Антанты рассчитывает (так в тексте. – Публ.), что украинские войска объединятся с лояльными элементами остальной России, т. е. Добровольческой] армией, войсками Дона, Кубани, Сибири для отпора большевикам. Были предприняты шаги гетманом, уже фактически] входившим в сношения с вел[иким] кн[язем] Николай (так в тексте. – Публ.) Николаевичем и генералом Красновым. Миссия эта была возложена на председателя] сов[ета] министров А. Лизогуба. Прав[ительст]ва Антанты готовы придти на помощь Украине. Размеры и характер помощи могли бы быть выяснены военным командованием. Эти обещания так и остались обещаниями, ибо действительного желания подавить русскую смуту никогда не было. Но смута распалялась, приняв более угрожающий характер. Антанта будет судить об искренности настроения Украины по тем переменам, к[о]т[орые] будут произведены в составе правит[ельст]ва, особенно в мин[истерст] ве иностранных] дел и военном. Нужно удалить германские креатуры и заменить их людьми, стоящими за другую ориентацию. Антанте совершенно безразлично, каким парт[и] ям принадлежат эти лица, хотя бы то были даже крайние националисты и[ли] социалисты. Антанта рассчитывает, что её агенты вернутся на Украину и что войска Согласия в случае вступления на украинскую территорию встретят дружественный приём. Идя навстречу последнему пожеланию, я предложил французскому консульскому агенту г. Хэнно ехать со мною в Киев, что будет первым шагом к налажению (так в тексте. – Публ.) нормальных отношений.

Хотя заявления посланников (исключая американца) были неопределённы, сопровождались оговорками и ссылками на Лондон и Париж, но всё же можно было думать, что здравый смысл возьмёт верх и что наша идея отстоять Украину от большевизма имеет сторонников. По-видимому, в Европе вопрос этот, т. е. Россия и Украина, никого не занимал или же было решено объединить русский и украинский большевизм для воссоздания единой неделимой России. Я тогда этого не предугадывал, и когда получено было известие о перемирии на Западном фронте, поспешил к маркизу де Беллоа, чтобы узнать, что он думает о положении и что предпринять. Я вручил ему письмо, где предупреждал об опасности, угрожающей южной России в случае ухода германских войск (что было выговорено в перемирии) и просил о присылке союзных сил[415].

Де Беллоа ответил, что посланники вполне сознают серьёзность положения, вызванного перемирием и отозванием германских войск и ввиду этого обратились в Париж, указав на необходимость военного вмешательства, дабы предупредить опасность повстаннического (так в тексте. – Публ.) движения и вообще какие-либо беспорядки. Он сам телеграфировал в том же смысле своему министру. Вслед за тем получена была телеграмма из Киева, в которой гетман поручал мне передать посланникам Согласия о возникшем на Украине мятежном движении, руководимом Петлюрой, и просил о немедленной помощи и о присылке в Киев уполномоченного агента[416], который мог бы судить о положении и доложить о происходящем правительствам Антанты для принятия спешных мер.

За этой телеграммой последовала другая, ещё более алармистского характера, с сообщением грамоты гетмана, опубликованной 14 ноября, где намечалось образование нового кабинета и федерации с Россией. Это решение вызвало репрессалии со стороны националистов и социалистов, при содействии большевистских агентов, которые точили зубы на гетманство и вели безудержную пропаганду. Далее телеграмма гетмана гласила: «глава Национального Союза Винниченко провозгласил низложение гетманского правительства и, собрав мятежников и большевиков, напал на малочисленные отряды киевского гарнизона. Киеву угрожает новое междоусобие и кровопролитие. Немецкие войска относятся безучастно. При таких условиях только присылка союзных войск может спасти страну от большевизма. Даже приход небольшого отряда мог бы изменить положение в нашу пользу и помешать распространению мятежа. Я пытаюсь занять главные пункты между Киевом и Одессой, чтобы не быть отрезанным. Появление военных кораблей в Чёрном море или помощь румынских войск,