села. Любого уничтожу, кто посмеет обижать эту девчонку.

Мы с бабушкой переглянулись.

— Ты жалостливый, как и бабушка, а она злая, как и её мать, — сказала я.

— Она нисколько не злая, — ответил он, — Ты уже выросла, пора бы тебе забыть свои детские обиды.

Потешался Нэиль или действительно проучил мать Азиры, но та свою дочь по улице уже не гоняла. Азира же говорила, что мать всё равно дерётся, но втихую, за дверями дома. К бабушке Азира приходила довольно часто. У бабушки была неистребимая жажда опекать тех, кто в её мнении слишком страдал, как она говорила, «в тисках уродливого мрачного быта». Скромно и робко даже, что не было ей свойственно, Азира рассматривала наши домашние сокровища и лебезила передо мной, желая моей дружбы. Но я в её дружбе не нуждалась. Может, она и надеялась опять встретиться с Нэилем, но он был редким гостем в родной семье, живя в офицерском корпусе при Коллегии Управителей.

— Он любит красивейшую женщину континента, и ты зря бродишь к нам, — сказала я Азире, когда бабушки не было дома. — Помечтай, конечно, но надеяться на что-то тебе и смешно!

— Для тебя Гелия Хагор, может, и красивейшая женщина континента, а если для твоего брата иначе? — ответила полоумная дочь полоумной матери.

— Уж не ты ли превзошла саму Гелию? — улыбнулась я, жалея её за убогую голову.

— Ну, а если любят не только за красоту? — не унималась она. — Есть же и такое понятие, как совместимость, интимная гармония.

— Да у тебя с каждым встречным прохвостом такая гармония! — отмахнулась от неё я. — Во всяком случае, Нэилю и в голову не придёт заниматься с тобой настройкой этой самой «интимной гармонии». Он умный, он аристократ, а кто ты? — я подвела её к нашему большому зеркалу в большой комнате. К тому, перед которым бабушкины клиентки вертелись, примеряя пошитые для них платья. То, что я увидела, ввергло меня в некоторое замешательство. Нэиль оказался прав. Я выросла и изменилась. Но и Азира тоже выросла и изменилась. Её рост превышал мой, и если мои волосы отличались завидной пышностью, то её были гуще и длиннее. Глаза её, крупные и тёмно-фиолетовые, просияли от удовольствия, видя своё отражение, но по-прежнему таили в себе недобрую подкладку. Такой девушкой можно было восхититься, зацепившись за неё взглядом в толпе, но лишь в случае полного незнания, кто она и какая она. Но кто она и какая она? Бабушка говорила; всё, что плетут про Азиру в нашем квартале, не является правдой. Она дразнит своей яркой внешностью мужчин и раздражает дерзким поведением женщин, вызывает зависть у тех, с кем учится в школе танцев, поскольку превосходит их талантом, и всякому хочется пнуть её, ставя ей в вину лишь неблагополучие той семьи, в которой она родилась. Ни в чём гнусном и порочном она нигде и никем не уличена и не поймана, но у недобрых людей зачастую и языки лживые.

— Она злая! — не сдавалась я.

— Не злая. Но душа у неё несколько переохлаждена из-за отсутствия любви в семье, где отец живёт в беспамятстве о том, что у него есть семья, о которой принято заботиться, а мать, по-видимому, страдает душевным недугом. И если Азире Мать Вода откажет в женской доле, тогда она повторит судьбу своей матери, если не хуже. Порочный круг, — неразвитые чёрствые родители, несчастные дети, затаскиваемые ими в такую же безысходность.

Я впервые задумалась, что ничего толком не знаю про Азиру. Не дружу с ней, не хочу ничего о ней знать, но сужу пристрастно, видя в ней прежнюю дворовую хулиганку.

Я не уходила и стояла на ветру, уже утихающем. Азира сидела на плоту и вроде бы плакала. Так казалось издали. Она закрыла лицо ладонями, не видя меня. И наблюдая издали её очевидное страдание из-за столь мелкой неприятности, я опять жалела её. Мать уж точно задаст ей взбучку за уплывшее бельё. Если она и заслуживала взбучки за свои детские безобразия когда-то, то теперь-то она выросла и вела себя со мною и с Элей на удивление миролюбиво. Эля и другие девушки перешёптывались, что Азира уже познала взрослую близость с парнями, всегда разными и непостоянными, что тоже вызывало у меня брезгливую неприязнь к ней. А недавно Эля, тараща глаза от ужаса, рассказала о том, что бывшей замарашке и теперешней танцовщице пришлось пройти через прерывание беременности в какой-то подпольной лекарне, где её чуть не умертвили. Но Азира выжила, оклемалась быстро, и опять гуляла с кем и хотела, или с нею хотели, что неважно. На внешней её пригожести такое событие никак не сказалось. Мать скрипела зубами, когда соседки задевали её по поводу дочери, темнела свирепым лицом, но гордо молчала. Видимо, отыгрывалась она на самой дочери.

Сама же дочь редко когда была в досягаемости для матери, пребывая где-то в пространстве своей уже, загадочной и отдельной жизни, а навещая мать, всегда подкупала ту подарками и купленной едой. Неблагоприятная жизнь, как ни странно, ничуть не мешала ярчайшему расцвету Азиры, её заметной даже издали, характерной и несколько вычурной красоте. Сплетни окружающих о шальных связях взбалмошной красотки, однако же, не подтверждались её сдержанным поведением. На что я и обратила внимание той же Эли. Эля ответила, что Азира исцелилась от собственной несчастной природы, толкающей её в недостойные руки пользователей такого вот несчастья, поумнела и научилась делать выводы после несостоявшейся погибели.

— Пережить такую жуть, Нэя! — Эля перешла на обрывающийся шёпот, — Из неё вытянули почти сформированного ребёнка! Она мне рассказала, что у него имелось всё, как и у настоящего уже человечка, только кожа совсем прозрачная, сквозь неё видны сосудики, красные и фиолетовые… — Эля повторяла, — Жуть, жуть! Она испытала чудовищную боль! Всё равно, что заживо острым железом рвут… Из неё лилась кровь, и сердце билось через раз от такой муки… у неё потом голос пропал надолго! Дыхание уже останавливалось….

— Как же она выжила? — скрывая потрясение, смешанное со страхом, я ощущала душевную боль от невольного сопереживания, будто из меня тащили несозревшего ребёнка…

— Как? — удивилась Эля. — Да твоя же бабушка давала матери Азиры нужные лекарства. Вот Азира и выжила. А мать за это не стала Азиру бить.

— Видимо, решила, что та получила свою трёпку и без её помощи, — сказала я, скрывая за насмешкой острое сочувствие.

— Не думала, что ты такая злая! — удивилась Эля.

— Ты забыла, как она издевалась над нами в детстве?

Эля промолчала. Иногда Эля вместе с Азирой отправлялись в какой-нибудь