– Простите… Ха-ха! Боже, простите! Он не специально, ха-ха. – Даже мама мальчика не могла сдержать смех.

Я смеялась вместе с ними.

– Это не Саймон кинул. – Тар посмотрел на коврик, где играл малыш. – Это его папе не понравилось, что я так разозлился. Он считает, что я не имею на это никакого права и ничего не знаю.

– Это привидение с вами говорит?

– Это не привидение, я же говорил: это ваш бывший муж пытается связаться с ребенком.

– Но как Гарри может быть… здесь? У меня мурашки по коже! Пожалуй, это даже хуже, чем привидение, о котором мы думали.

– Он либо сейчас спит, либо в пограничном состоянии.

– Что значит «в пограничном состоянии»?

– Это значит между жизнью и смертью.

Я не выдержала:

– Почему ты так уверен, будто сам испытывал это на себе?

– Потому что так и есть.

Ну вот! Он признался.

«А ты говорил, что рисовал меня! Что у тебя нет семьи!» – эти фразы скребли горло когтями так, что пришлось плотно сжать челюсти.

Я отступила на шаг, невидящим взглядом посмотрела на малыша и напомнила себе: я здесь ради денег. Да, я все это затеяла ради поездки на неделю моды. Так что тогда злюсь?

Тар мне ничего не обещал. Ничем не обязан.

И тут же оборвала себя: тогда зачем врал про живопись? Это же называется «дать девушке ложные надежды»! Запудривание мозгов – вот что это!

– Тар, тогда ты знаешь, как помочь этой семье? – спросила я, а мой голос звучал незнакомо.

Пока я ждала ответа, казалось, в голове пронеслась тысяча версий того, что произошло у пещерного в прошлом.

– Знаю. Я сам был между небом и землей. В этот момент видел, как моя семья оставляет пещеру.

Мама Саймона совершенно ничего не поняла, но ойкнула. Я же не могла произнести ни звука – жадно ждала продолжения.

Его семья – родители?

Его семья – жена и дети?

Его семья – не кровные, но близкие люди?

Да кто же они?

Тар весь сгорбился, будто стал вдвое меньше под тяжестью воспоминаний. Поднял на меня тяжелый взгляд из-под густых бровей и сказал:

– В мое время есть закон неизвестной болезни. Если зараза неизвестна, если с ней не умеют справляться, а другие начинают заражаться, то больных оставляют в пещере, а сами уходят.

Тар повернулся к хозяйке дома, которая не сводила с пещерного глаз, явно не понимая, о чем он говорит:

– С Гарри так же? Он заболел?

– Тар! – Я импульсивно взяла пещерного за руку.

Стоило мне представить, как он один или в окружении таких же больных оказался покинутым, как злость на его обман улетучилась.

– Тебе тяжело тогда пришлось. – Я сжала его руку.

– Да. Когда я очнулся после горячки, двое зараженных были мертвы, а пещера пуста.

Тар словно понял, что я на него злилась, неожиданно добавил:

– Я не мог рассказать тебе этот позор.

– Почему позор? Ты выжил – ты сильный. Это гордость. Ты смог перебороть болезнь.

– Позор в том, что я был со своей семьей душой, когда они уходили. Играл с детьми, как Гарри с Саймоном. И еще до того, как я очнулся, мне нашли замену.

Голос Тара стал горьким-горьким, с привкусом непрошедшего отчаяния.

И как только он очнулся после этого!

– Значит, там, в пещере…

– Нет. Я рисовал тебя.

Верить ему? Нет? Кажется, это уже не очень важно. Я очень сопереживала той боли, что ему пришлось перенести. Мое недовольство по сравнению с пережитым им просто пшик.

– Простите. – Мама Саймона смотрела на нас как на забредших сектантов. – Так вы сможете помочь или нет?

Я переглянулась с Таром.

– Мы попробуем, – уверенно заверила женщину, и Саймон снова рассмеялся.

Тар нахмурился и укоризненно посмотрел на меня:

– Зачем? Ребенок счастлив. Дайте отцу общаться с ребенком.

Ого! Проблема пришла, откуда не ждали.

Глава 16

Тем же вечером я подсчитывала вслух:

– Ремонт Лимонки, зеркало в ванной, одежда и обувь, расходы на еду, больница… А, нет, с больницей ты там сам договорился. Но все равно выходит расходов больше, чем дохода, Тар! А ты еще не хочешь помогать с этим домом! Это решило бы все проблемы.

– Женщина, я сказал, что я найду деньги, значит, найду! – Пещерный выложил на стол дубинку, которую только сегодня сделал.

– Снова кровь сдашь? Знаешь, что много не насдаешься? Что еще? На органы перейдешь? Ладно, даже опустим мое желание заработать. Ты понимаешь, что у мальчика травма на всю жизнь будет? Да и родные заиками станут!

– Саймон доволен.

– Это пока. Мне пять минут назад написала Пэтти. Она попыталась дозвониться до бывшего мужа. Он в больнице. В коме.

– Что это значит?

– Как раз между жизнью и смертью. Без сознания, на медицинских аппаратах, которые поддерживают жизнь.

– Вот и хорошо. Это-то его и держит на этом свете.

– Тар, а что, если это как раз не дает ему очнуться? Лучше живой папа, чем призрачный, понимаешь? Да и тело не будут вечно поддерживать в таком состоянии. А что станет с его духом, если тело погибнет? Что, если он станет злым? Станет досаждать семье, Саймону?

– Отец сына не обидит.

– Вспомни скелетов. Они готовились убивать, Тар. Если бы мы не вмешались, я не знаю, чем бы все закончилось.

Пещерный стал ковырять пальцем свою новенькую дубинку. Видимо, не мог он без атрибута каменного века – душа просила.

– И что ты предлагаешь?

Я понимала, что Тар записался «папиным адвокатом». Знала, что предлагала:

– Пусть Саймон увидится с отцом.

Лицо Тара помрачнело:

– Что, если после этого отец умрет?

– Значит, такова его судьба. Но что, если очнется? А мы возьмем с Пэтти условие, что она будет устраивать больше контактов между Саймоном и отцом?

Пещерный час ходил темнее тучи. Я уже даже Пэтти уговорила на всю эту авантюру, а его – все никак. А без него, боюсь, «сеанса связи» может и не выйти.

– Хорошо, – наконец выдал Тар, и я с облегчением перевела дух.

Спустя сутки я, пещерный, Саймон и Пэтти переступили порог больницы. В палату к отцу мальчика разрешили войти только двоим, и я интуитивно знала, кто должен отправиться – Саймон и Тар.

Пещерному была близка боль отца, он, как никто, сделает все возможное, чтобы облегчить участь пациента.

– Никаких прогнозов дать не могу. – Врач напомнил об этом еще раз, а первый раз по телефону, когда