– Ты… – коротко ответил и ко мне бросился. Я не успела среагировать, потерялась от напора, нахлынуло былое с запахом зимнего города и вкусом горячего шоколада. Демьянов рывком к себе притянул, пальцами в волосы зарылся, буквально укусил в губы.

– Куда убежала, девочка моя… Так скучал… Люблю…

Люблю… Меня накрыло от признания. Сколько раз слышала его, верила, отвечала взаимностью, а вышло, что ложью было. Может, не все, но достаточно, чтобы оттолкнуть этого мужчину. Чужого для меня отныне.

– Не смей прикасаться ко мне! – прошипела, не зная, откуда силы взялись вырваться от него. Отскочила за стойку, чтобы не смог дотянуться, снова к себе прижать. Пусть ту, другую, обнимает! – Ты потерял это право!

– Наташа, не надо так.

– А как? Как надо?! – воскликнула я. – Какой же ты мерзавец, Рома. Завел любовницу, или уже может, жену? Сын и дочь. Две жены. Ты прямо падишах с гаремом!

– Она мне не любовница, – твердо произнес. – И тем более не жена. Есть только ты, Княжна.

– А она кто? Кто, Ром?

Неужели приехал, чтобы продолжать лгать? Это, значит, все, чего я достойна?

– Выслушай, пожалуйста. Все не так, как могло показаться.

Я демонстративно сложила руки на груди. Давай, рассказывай, что истина где-то рядом или того хуже где-то там.

– Месяцев восемь назад ко мне пришла бывшая девушка и объявила, что родила от меня. Я был в шоке, Наташ. Поверить не мог, хотел сначала убедиться, на мальчика взглянуть. Ему скоро семь. Я не нагулял его. С Юлей мы расстались за месяц до знакомства с тобой. Я не знал о Ваньке ровно до ее появления в офисе, клянусь.

Сердце болезненно сжалось от этого «Ваньке». Рома привязался к мальчику. Это чувствовалось. Это нормально. Это логично. Отец ведь. Но почему тогда так больно? Потому что не ты его мать… Прав, внутренний голос никогда не лгал и не жалел меня.

– Я не хотел так жить, Наташ, – сделал шаг, но я отступила. Не нужно подходить ко мне. – Тебе рассказать хотел, но так боялся потерять.

– Чего боялся? Почему лгал? Если она не любовница…

– Не любовница, – жестко надавил голосом.

– То есть ты с ней не спал? – спросила с наигранным сомнением. Насколько мой муж бессовестный посмотреть хотела.

– Наташ, я не сплю с ней…

– Сколько можно лгать! – зло воскликнула. – Я видела вас вместе! В отеле! Ты целовался с ней, ребенка чужого сыном называл! Когда я звонила тебе, ты их выбрал! Мы с Евой в больнице, а ты там, с ними! Ты врал мне, постоянно врал! Сколько лет, Демьянов? Шесть, семь? Сколько?!

– Я клянусь, что не знал о сыне! Я хотел рассказать, но… – Рома хмуро в окно взглянул, потом на меня – я убедилась окончательно. Виновен. – Я изменил тебе.

Я ногтями впилась в предплечья – болью физической вытесняла душевную. Не плакать. Я не должна. Женские слезы мужчины всегда толковали превратно и использовали против нас. Потом, без него умирать буду. Снова. Видеть было больно. От Ромы слышать – невыносимо.

– Это было один раз, Наташ. Давно. Это ничего не значило для меня. И не повторялось больше. Я не знаю, какого хрена Юля вылезла на поле и полезла целоваться! Я не целовал ее. Клянусь, у меня с ней ничего…

Кроме сына… Это повисло в воздухе.

– Мне так плохо и стыдно было, что закопал это внутри, чтобы ты не узнала. Самое страшное – это потерять твою любовь и доверие. В моей жизни только одна женщина.

– Раз я одна, то чего на нее полез? Переспал на радостях от известия или чтобы второго заделать? – едко поинтересовалась.

– Я бы все отдал, чтобы этого не было, но это случилось! Не знаю как. Долбоеб, потому что! – Рома выдохнул, медленно разжимая руки, сжавшиеся в кулаки, успокаиваясь. Господи, я каждый его жест знала, помнила, любила. – Стало в разы сложнее рассказать про Ваню, – опустошенно продолжил. – Поэтому лгал. Боялся, что узнаешь и уйдешь.

Я молчала. Ложь во спасение… Ненавижу.

– Прости, любимая. Я никогда никого не любил, кроме тебя. Прости, Наташа. Клянусь, больше никогда…

– Не будешь лгать или изменять? – жестко прервала.

– Ну зачем тебе эта правда?! – резко отозвался Рома. – Нахрена? Мои мучения, позор, угрызения совести? Зачем? Кому легче стало? Я люблю тебя. Только тебя! Я хотел сохранить твой покой! Ты бы никогда не узнала о Юле! Мы бы жили вчетвером…

– Вчетвером? – переспросила шепотом. В каком смысле?

Рома нервно взлохматил волосы, губу прикусил так по-демьяновски.

– Я хотел, чтобы Ваня жил с нами.

– Чего ты хотел?! – не выдержала и рассмеялась, только веселья не ощущала, осколками разбитого сердца душу полосовала. – А мне какая роль в твоих мечтах отводилась? Матери всех твоих детей? Серьезно? Ром, а меня спросить не нужно было?!

– Я думал, что ты примешь. Он ведь мой сын. Ваня ни в чем не виноват. Нельзя ведь отказываться от ребенка.

– А ты и не отказался, – пожала плечами. – Ты свой выбор сделал.

– Наташа, не надо. Не додумывай за меня.

– Да, ты выбрал. Рома, дело уже не в измене! Ты прописал мальчика с его матерью в нашу жизнь, не спросив меня. Нужно ли мне это? Хочу ли я? А я не хочу! – воскликнула громко. – Я не святая! Не желаю, чтобы в моей жизни были не мои дети и их матери, с которыми спал мой муж. И неважно, когда и сколько раз!

– То есть ты бы в любом случае не приняла бы этого ребенка? Ни при каких обстоятельствах?

– Да какая теперь разница?! Сейчас я не объективна. Сейчас говорю тебе нет. На все! Ева тебе дочь, а я больше не твоя. Мы разводимся, Демьянов. Все, финиш!

– Нет. – отрезал жестко. Из просящего прощения в бескомпромиссного повелителя перевоплотился. – Я не отпущу тебя. Ты нужна мне, Княжна. Я люблю тебя. И ты меня любишь, я знаю.

– Да что ты знаешь?! – вырвалось вместе со всхлипом. – Ты ничего не знаешь! Как я полгода смотрела на свои месячные и плакала. С врачами возможности эко обсуждала. Чтобы тебе родить желанного мальчика. А ты забил! Ничего вокруг не замечал! Сыночка новоявленного нянчил! – слезы сами побежали по щекам. Я пыталась собрать их, но в глазах расплывалось все. Я не хотела обнажать эту боль, но когда через край льет, скрыть невозможно. – Я себя дефектной считала! Неспособной родить любимому мужу. Сказал бы, что не надо, не мучилась бы…

– Наташа… – Рома бросился ко мне, но я оттолкнула. Мне не нужно ни его утешение, ни