— Эй, отец, ты куда! Вот же сухари…

— Это что такое?!

Встревоженный, если не испуганный окрик «Орла» заставил меня спешно оглянуться, так и оставив сухари с солониной в суме — и невольно обмереть! Из-за деревьев на дорогу выбралось не меньше десятка человек — с дрекольем и топорами, а у пары и сабли нашлись! Но главное, что в сгустившихся сумерках я сперва не смог различить их лиц — однако, когда невольно вгляделся, то почувствовал, что волосы на голове моей зашевелились…

Не лица это — хари чудовищные!

И как-то разом мне вспомнились все небылицы московитов про лесную нечисть, покуда липкий страх сковал тело…

Между тем стрелец, выпустив из рук увесистый шмат сала и котомку с хлебом, громко воскликнул, разгоняя оцепенение:

— Ты смотри, немец, нечисть! Ну, а я вас сейчас крестным знамением…

Сотник размашисто перекрестил уже бросившихся к нам духов, даже не попытавшихся при этом замедлиться — а после резко гикнул, посылая коня вперед, и одновременно с тем выхватил саблю!

— Стреляй, Себастьян! Ряженые это!

Ну конечно…

Злобно оглянувшись в поисках удравшего и уже спрятавшегося где-то старика, я также послал Стрекозу вперед, вновь выхватив пистоли из кожаных кобур. А Тимофей уже поравнялся с первыми разбойники! Размашистым ударом сабли стрелец сбил в сторону направленный в свой живот кол — и тут же свесился влево, стремительно вонзив клинок в грудину врага, поднявшего топор для удара!

— Справа оборону держи!!!

Предупредив соратника, я поравнялся с ним, поочередно разрядив в атакующих оба пистоля — с пяти шагов не промахнулся ни разу! После чего, ругнувшись на собственную расточительность, бросил разряженные самопалы на землю. Нет времени прятать их в кобуры! Выхватив палаш, резко натянул удила влево — и конь крутанулся, снеся крупом одного из разбойников… В то время как я наотмашь ударил тяжелым клинком по нацеленному в голову колу! Мельком отметив, что из него торчит длинный-предлинный штырь — годендаги это значит, а вовсе не просто палки… Довольно опасное оружие! Но мне удалось его парировать — пусть и не так ловко, как сотнику… А ответным выпадом я все-таки дотянулся до вражеского лица самым острием клинка — и поганец безмолвно рухнул наземь. Сквозь смятую берестяную маску ряженого обильно проступила кровь…

Потянув из кобуры третий пистоль — отцовский! — я едва не потерял равновесие от резкого скачка Стрекозы! Но сзади тут же раздался громкий вопль… Мельком оглянувшись, я увидел распластавшегося на земле разбойника, сбитого до того лошадиным крупом — дергающегося и подвывающего от боли. Вот дела! Выходит, кобыла ударила задними копытами в грудь поднявшегося было татя…

Однако князь Михаил точно знал, каких скакунов нам дать в дорогу!

Последний из моих противников бросился наутек, разглядев третий самопал в моей руке. И я, сплюнув от досады, развернулся к стрельцу, лихо отбивающемуся от двух воров с саблями! Краем глаза заметив тело распластавшегося на земле разбойника с раскроенным черепом и выпущенным из рук годендагом…

Клинок молнией сверкнул в руке товарища, парируя очередной удар — после чего Тимофей резко натянул поводья, поднимая свою лошадь на дыбы! И последняя, черная как смоль кобыла по прозвищу «Уголек» (вот с ее прозванием все как раз понятно!), послушно поднялась на задние ноги… Одновременно с тем обрушив передние копыта на лицо ближнего разбойника! Последнего аж отбросило в полете…

Не жилец. Явно не жилец.

Второй тать вновь вскинул саблю и отчаянно рубанул — целя по бедру стрельца. Но тот умело подставил под вражеский клинок свой собственный, развернув его острием к себе — и шамшир ряженого словно соскользнул по лезвию сабли Тимофея… После чего «Орел» практически без замаха обрушил встречный удар на беззащитную шею врага!

И практически одновременно с тем грянул третий выстрел…

Пуля, выпущенная из отцовского пистоля, сбила с ног последнего разбойника. Этот тать подхватил кол убитого ранее соратника и вознамерился воткнуть венчающий его штырь в спину стрельца! А самое главное, паршивца я заметил уже в последний момент — еще чуть-чуть, и остался бы без соратника…

Мы с сотником замерли на месте, тяжело дыша и оглядываясь по сторонам. Хитрого деда, заговорившего нам зубы и подведшего под засаду, уже и след простыл.

Вовремя он! А то бы я с него спросил за этакую подлость… Неожиданно «Орел» хохотнул:

— Слышь, немец — а ведь рубишься ты не очень сноровисто.

Это он что — видел, как я отбиваю вражеский укол?! И когда разглядеть-то успел, филин ушастый!

— Зато стреляю отменно! Если бы не мой выстрел, тебя бы штырем и нанизали, и пел бы ты сейчас уже совсем другие песни!

Тимофей, посмотрев на разбойника, поверженного третьим выстрелом, только ухмыльнулся:

— За то благодарствую, Себастьян! Ладно… Я тут сало выронил и хлеб, поднять нужно, покуда не стемнело. У тебя все цело?

— Шайсе!!!

— Чего ты?

— Да пистоли выронил…

Первым соскочив со Стрекозы, я кинулся к примерному месту, где мог выронить пистоли — и спустя несколько мгновений облегченно выдохнул, обнаружив оба самопала. Между тем стрелец, подобрав оброненную еду, поравнялся с уже затихшим разбойником, сбитым с ног копытами моей кобылки — и с тяжелым вздохом перевернул того ногой на спину.

— Посмотрим кто у нас тут…

Московит подозрительно замолчал, в то время как я поспешил к лошади, желая побыстрее зарядить пистоли — мало ли, может у этих убийц есть лагерь неподалеку, а в нем подмога?! И старик за ней и побежал?

— Ну?!

— Подковы гну!

Стрелец, несколько мгновений разглядывающий убитого, ответил раздраженно, после чего продолжил уже чуть спокойнее:

— Хрен его знает кто такие — но очевидно, что лихие люди, нацепившие маски берестяные, чтобы страху на путников нагнать. Дед у них вроде как передовой отряд был — встречает, отвлекает и дает оставшимся внезапно напасть… Но опыта у них было мало и оружием владели так себе. Однако же неизвестно, сколько душ христианских на их счету… Нам еще повезло, что лошадей тати хотели поберечь — если бы по ним били кольями, обоих бы и ссадили в самом начале. А уж с земли мы бы не поднялись — просто не успели бы…

По спине невольно пробежали мурашки. У меня с детства живое воображение и богатая фантазия…

Сотник вдруг раскатисто засмеялся. Я удивленно взглянул на него, но мой товарищ так заразительно зашелся в хохоте, что и я не удержался от смешка:

— Ты чего, Тимофей?

— Уха-ха-ха… Немец… Ой не могу… Неме-е-е-е-ец!

— Ну, чего?!

Московит поднял на меня глаза, кривя рот в смехе: