Женитьба князя Андрея Старицкого в 1533 году была, вероятно, попыткой восстановить династию, которая оказалась очень близка к уничтожению усилиями по укреплению принципа первородства. Василий III разрешил брату жениться, потому что ко времени свадьбы в феврале 1533 года московская линия династии Даниловичей состояла лишь из двух маленьких сыновей Василия III (Ивана и Юрия) и двух его братьев — одного, никогда не посягавшего на его власть (Андрея Старицкого), и второго, ненадежного и презираемого (Юрия Дмитровского). Если бы Василий III умер — а его слабое здоровье заставляло задуматься о приближающейся смерти, — то надежды династии были бы возложены на его малолетних детей. Независимо от того, был ли брак князя Андрея заключен после проведения смотра невест или без смотра (но, скорее всего, тот проводился), нет никаких сомнений, что целью данного брака было «пополнить запасы».

Иван IV и воссоздание династии

После смерти Василия III в 1533 году первую попытку дать Ивану IV шанс «пополнить запасы» предприняли осенью 1543 года, когда юноше было 13 лет. На то время Московия была вовлечена в переговоры между Польшей и Литвой по возобновлению пятилетнего перемирия между двумя соседями, заключенного по окончании недавней войны (1534–1537)[329]. Среди вопросов, которые поднимались во время этих переговоров, был и возможный брак юного Ивана IV и дочери польского короля Сигизмунда I (годы правления: 1506–1548), младшего брата и наследника великого князя Литовского Александра, который, как мы видели, был женат на сестре Василия III Елене. Русские источники не сообщают, на кого именно нацеливались эти матримониальные переговоры, но у Сигизмунда I было две дочери на выданье: Анна Ягеллонка около 20 лет и Катерина Ягеллонка примерно около 17 лет. Две старшие сестры, Хедвиг (Ядвига) и Изабелла, уже вышли замуж. В сохранившейся «памяти», адресованной «Борису Иванову сыну Сукина», одному из послов, описано, как ему следовало убедить поляков, что юный Иван достиг зрелости и может жениться:

А нечто учнут говорити про великого князя: уж ли государь помышляет женитися, и колко лет государю вашему и сколь велик государь ваш? И Борису говорити: государь наш, великий государь Иван, Божиею милостию, в мужеский возраст входит, а ростом совершенного человека уж есть, а з Божьею волею помышляет уж брачный закон приняти. А и то есмя слышели, что государь наш и не в одно место послал себе невест пытати, и отколева к государю нашему будет присылка, а будет государева воля, и государь наш хочет то свое дело делати. Да что учнут Борису против того говорити, и Борису то себе записывати да, приехав, сказати то государю великому князю[330].

Как видно из инструкций Сукину, за два с лишним года до женитьбы Ивана IV его приближенные уже были уверены, что для него будет проведен смотр невест. Предполагалось, что Иван IV женится на одной из своих подданных, которую выберет на смотре, по примеру своего отца. В «памяти» сказано (возможно, действительность была несколько приукрашена), что Иван годен для женитьбы и что грядущий смотр невест можно будет отменить, если король Польский пожелает отдать одну из своих дочерей за Ивана — которую именно, похоже, не имело большого значения. Эта первая попытка успехом не увенчалась, хотя и Анна, и Катерина позже снова будут включены в матримониальные расчеты Ивана IV. Польская партия не состоялась, советники Ивана IV вернулись к уже практически традиционному методу поиска невесты для царя — к смотру невест.

Прошло около двух лет, и тема брака Ивана IV всплыла вновь, по крайней мере насколько мы можем судить по сохранившимся источникам. В летописях запечатлено обсуждение грядущей первой женитьбы Ивана IV, которое в значительной степени проливает свет на выбор им своей первой жены, Анастасии Юрьевой, в 1547 году:

И Декабря в 17 день, в пятницу, были у великого князя митрополит и все бояре; князь же великий перед бояры рек митрополиту: «Милостью Божиею и пречистые Его Царици Богоматери и великих чюдотворцов Петра и Алексиа, Ионы и Сергиа Чюдотворца и всех святых Русских чюдотворцов молитвами и милостью, положил на них упование, а у тебя, отца своего, благословяся, помыслил есми женитися; и яз по твоему благословению умыслил и хощу женитися, где ми Бог благоволит и пречистая Его Богомати и чюдотворци Руские земли. А помышлял есми женитися в ыных царьствах, у короля у которого или у царя у которого, и яз, отче, тое мысль отложил, в ыных государьствах не хочю женитися для того, что яз [без] отца своего государя великаго князя Василия и своей матери остался мал: привести мне за себя жену из ыного государьства, и у нас нечто норовы будут розные, ино межу нами тщета будет; и яз, отче, умыслил и хочю женитися в своем государьстве, у кого ми Бог благоволит, по твоему благословению»[331].

Как и в случае с венчаниями его отца, Василия III, в рассуждениях Ивана IV звучат сомнения по поводу разности традиций, так что иностранки немедленно исключаются из списков возможных невест. Остается неясным, почему смерть его родителей, последовавшая когда он был совсем ребенком — они умерли, и «яз… остался мал», — становится одним из факторов при принятии им решения о браке. Сохранившиеся письма родителей позволяют предполагать, что они были должным образом нежны друг к другу и внимательны к сыну[332]. Но, независимо от причин, Иван IV был настроен жениться на русской девушке.

Свадьба Ивана IV и Анастасии Юрьевой 3 февраля 1547 года — менее чем через два месяца со дня упомянутой аудиенции — состоялась после наиболее детально документированного смотра невест XVI века, собравшего кандидаток из многих мест Европейской России. Поиск претенденток начался не позднее декабря 1546 года и, очевидно, продолжался до конца января 1547-го[333]. Вероятно, Анастасия не была чужой для Ивана IV или высокородных семей Кремля. В ее роду было много бояр, начиная с основоположника рода — Андрея Ивановича Кобылы, упомянутого в источниках в 1346/1347 году. Потомство Андрея было многочисленным и делилось на несколько генеалогических ветвей, со временем превращаясь в отдельные семьи при дворе. Анастасия происходила от четвертого сына Андрея, Федора Кошки, бывшего боярином с 1389 года до своей смерти в 1408‐м. Прадед Анастасии, Захарий, был боярином, как и ее дед, Юрий. Анастасия принадлежала к юрьевской линии ветви Кошкиных — одной из ветвей рода Андрея Кобылы. Имя каждого мужчины становилось фамилией для последующего поколения: так, предки Анастасии назывались Кошкиными от Федора Кошки, Захарьиными — от Захария