Я чищу зубы и сплевываю на снег. А паста — это химия. Я виновна и меня нужно покарать.

— Погоди-погоди, Татьяна! — не удержался Серега. — То есть ты признаешь, что, гм, твои действия не совсем соответствуют твоим декларациям?

— Таня, ты ранишь нас в самое сердце! — воскликнул Игорек, переглянувшись с Серегой. — Все эти годы мы считали тебя нашей честью и совестью. А оказывается, это был обман и лицемерие?

— Увы, так оно всегда и бывает, — ухмыльнулся Мишаня.

— Я виновна и меня нужно расстрелять, — повторила Танюша, не сводя глаз с клапана своего рюкзака.

— Нет, ты скажи, так это был обман?

— Ты ответь на вопрос конкретно!

Танюша отказывалась следовать заданному направлению, и это лишало шутку смысла.

— Нет, Танюша, расстреливать мы тебя не будем. Это тоже неэкологично. На тебе слишком много пластика и капрона. Куда это девать?

Аттракцион закончился. Туристы поочередно вскидывали на спины рюкзаки (уже изрядно полегчавшие к концу похода) и выходили на лыжню.

— Ионыч, ты замыкаешь?

— Виноват, замешкался. Я догоню!

— Давай догоняй, а то кто нам тропить будет, — уважительно усмехнулся Серега.

Танюша очень хотелось хоть на минутку побыть с ним вдвоем — просто поймать его добрый взгляд, услышать любое слово, обращенное именно к ней — но было стыдно показаться навязчивой. Она сделала вид, что осталась лишь для того, чтобы закидать костер снегом — еще одно действие, которое их руководитель считал в условиях зимы полным абсурдом («оно не разгорится, я тебе отвечаю!»). Танюша принялась отламывать кусочки слежавшегося снега под ногами и метать их в кострище; угли шипели, мгновенно покрывались мокрой пленкой и испускали облачка пара. Ион, заметив ее возню, отломил сразу огромный кусок наста и накрыл им весь костер. Шипение захлебнулось. Костер умер.

— Ребята вот говорят, что это неправильно. Вдруг, мол, после нас придет какой-нибудь замерзающий турист, и этот костер его спасет. Точнее, уже не спасет… — Она искательно улыбнулась. — Но я не могу, у меня прямо пунктик — что надо костер обязательно залить.

Ион улыбнулся с легкой укоризной — мол, если сомневаешься, то зачем делаешь? — но ничего не сказал, а вместо этого залез в карман пуховки и извлек шоколадную конфету.

— Вот тебе за все твои страдания-за-правду, — торжественно объявил он.

— Ого, это же со вчерашнего ужина! Ты ее не съел? — Танюшины руки против воли потянулись в конфете. — Ты, похоже, вообще конфет не ешь. Постоянно всем раздаешь.

— Не люблю сладкое. Мне бы лучше что-нибудь погорчее и повреднее, хе-хе.

Танюша подумала, что вообще ни разу не видела, чтобы он ел что-то вкусное. Печенье, пряники, кусочки сыра или колбасы — все под благовидными предлогами и при неизменном хихиканье скармливалось девчонкам и иным страждущим. При том, что на словах Ион был страсть какой едок. Приближение обеда он приветствовал радостными восклицаниями, как это было принято среди вечно голодных мужчин; в упоении комментировал дележку; неустанно намекал, что ради сала готов душу продать и т. п. Но когда доходило до дела, это сало каким-то волшебным образом перекочевывало в миску к Даниле, который не просто говорил, но впрямь готов был многое отдать ради него. А в миске у Иона, который только что за компанию со всеми опасался, что ему не хватит («о боже, боже, не-ет!»), в итоге оказывалось каши на донышке, и он вовсе не тянулся за добавкой, хотя можно было. Словом, он ел как птичка, но почему-то старался, чтобы этого никто не заметил.

Танюша развернула конфету. Обертка пахла табаком, как, должно быть, все содержимое его карманов. Она собралась посмаковать наслаждение — и шоколадом, и разговором с милым человеком — но Ион прервал ее самым неожиданным образом.

— Гм… — Он вздохнул и посмотрел куда вбок, потом под ноги, а потом снова на Танюшу. — Танюшечка… Если ты сейчас не уйдешь, то я не выдержу, и мне придется сделать свои дела прямо у тебя на глазах. А это не очень эстетично, хе-хе…

Танюша застыла с открытым ртом, мгновенно перестав жевать. В следующую секунду, бормоча какие-то извинения, на ходу перемещая фантик в карман, а рюкзак — на плечи, она со всех ног бросилась прочь.

— Да ты так не торопись, полминуты я еще потерплю! — со смехом неслось ей вслед.

«Боже, какая же я дура, какая же я дура, какая же я дурра. Какой страшный стыд, какой страшный стыд, какой страшный стыд. Это конец всему, конец всему, конец всему!»

Она летела так быстро, что за пару мину настигла группу. Сама того не заметив, она обогнала товарищей по целине и побежала вперед тропить.

— Танюх, ты чего это? — раздался сзади удивленный голос Игорька. — Замерзла, что ли?

Танюша пылала в адском огне стыда и не чувствовала усталости. На какое-то время группа во главе с Игорьком даже отстала от нее, что потом сделалось новым предметом шуток. Через десять минут справа заскрипел снег, и из-за плеча появился Ион — в неизменной легкой ветровке, с шапкой, сдвинутой на затылок, с нависающей над головой гигантской тушей рюкзака и с довольной улыбкой.

— Э-э… культурные табу, это, конечно, вещь хорошая. И приносить им в жертву свое душевное здоровье все-таки не надо.

Он ласково подмигнул. Танюша густо покраснела, но шага не сбавила.

— Танюш, пусти меня вперед, а?.. — Ион сделал комично-жалобное лицо. — Ты круто тропишь, лучше всех, честно. Но меня Серега заругает. Он же меня за что кормит — чтоб я тропил, понимаешь?

Танюша остановилась, как вкопанная. Снова она пошла лишь тогда, когда лыжи Игорька недовольно наступили ей на задники. А Ион тем временем уходил вперед, обратив к группе свой традиционный в этом походе вид: вид задней стороны своего рюкзака.

— Потропила — отдохни, — устало пробурчал Игорек.

Танюша послушно шагнула в сторону, и мимо нее караваном проехали качающиеся рюкзаки на тонких ножках — Игорь, Серега, Петя, Ксеня, Оля, Мишаня, Данила. Танюша пристроилась в хвосте и заскользила по утоптанной лыжне. «Уфф, все хорошо, — сказала себе она. — Он не обиделся. Он не считает меня дурой. Все хорошо, все хорошо, все хорошо». А потом, когда время прошло и страх улегся, она подумала, что как это все-таки здорово, что в нем есть что-то человеческое, а не только ангельское.

…

О продолжении ионовых «гастролей» первым заговорил Серега, предварительно посовещавшись с Игорьком и Мишаней. Впереди предстояло еще семь перевалов и одна вершина (точнее, круглый белый увал, на фотографии похожий на пирожное безе, но все же). Снега в лесу навалило метра два, тропежка была по колено. Но благодаря наличию впереди группы