Шрифт:
Закладка:
– Можешь, конечно, – ответил спокойно. – Просто это как-то… непривычно.
Она рассмеялась: звонко и беззаботно. Поразительно: ее смех почти не изменился со студенческих времен. Но вот за ним неожиданно последовал тяжелый вздох, обычно предваряющий плохие вести и это заставило его вновь насторожиться.
– Вообще-то, я хотела поговорить с тобой… о Злате.
– О Злате? – изумился он.
Конечно, они говорили о его жене и раньше: в этом не было ничего необычного. Но не так… не в такой обстановке и не в таком тоне, словно это было нечто секретное.
– Да, – подтвердила Даша и вновь вздохнула. – Вы ведь решили наконец завести детей?
Его удивило, в какую сторону внезапно свернул разговор. Но скрывать тут было абсолютно нечего, поэтому он с ухмылкой подтвердил:
– Да, мы над этим вовсю работаем.
Она помолчала несколько секунд, потом слегка озабоченно произнесла:
– Я говорила с ней сегодня. И, знаешь, мне показалось, что она к этому вовсе не готова…
Даша закусила губу, потом, словно бы не сдержавшись, выпалила:
– Она призналась, что не хочет от тебя детей! Мне показалось, что тебе стоит об этом знать.
Его неприятно ранило это откровение. По душе растеклось колючее, ядовитое чувство… Но обсуждать подобные вещи ему стоило явно не с подругой жены, а с самой своей законной женой.
Он резко поднялся на ноги, давая понять, что разговор окончен. Для ясности отчеканил:
– Спасибо, что предупредила, но мы уж сами как-нибудь разберемся.
Порывистое, горячее прикосновение к его ладони застало его врасплох.
– Знаешь… а вот я бы могла родить тебе ребенка…
Она произнесла это легким, шутливым тоном: то ли потому, что тем самым давала себе возможность для отступления, то ли потому, что это действительно была всего лишь шутка.
Но ответил он серьезно, прямо посмотрев ей в глаза:
– Ты могла бы родить мне хоть десяток детей, но для меня важна только Злата. И я ни на кого ее не променяю. Никогда.
Даша застыла на мгновение и в глазах ее мелькнуло что-то пугающее. Но вот она снова рассмеялась, давая понять, что все это было несерьезно и возвращая тем самым в их общение прежнюю непринужденность.
– Ну естественно, – пропела она. – Ладно, Валер, мне пора. Пока-пока!
Она стремительно покинула его кабинет, а он вновь сел за стол и сосредоточился на работе, попросту выкинув из головы этот разговор…
Он рвано выдохнул сквозь зубы. Поднял ненавидящий взгляд на женщину рядом с собой.
Она победно усмехалась. Словно достигла какой-то цели. Словно наконец одержала над ним верх…
А его разрывало от боли. От непонимания, как допустил все это. От осознания собственной глупости и беззаботности.
Ну как же он не сложил тогда дважды два? Как не понял, что все то, что он воспринял как глупую шутку, было на самом деле прощупыванием почвы?..
Она была беременна и уже тогда знала об этом. Она намекнула ему, а он не догадался. Просто было так удобно верить тогда в то, что между ними в ту ночь действительно ничего не было, что он не допускал и мысли об обратном…
И вот теперь расплачиваться за это. И если бы только он! Его сын заплатил за чужие ошибки, за непредназначенную ему ненависть самым дорогим временем жизни: своим детством. Он был изувечен: не столько физически, сколько морально – так же, как и сам Валера в свое время…
Даша отомстила изощренно. Хладнокровно заставила пройти его сына через тот ад, которого Валера никому бы не пожелал. Тем более – своему ребенку…
– Зачем? – процедил, крепко сжимая челюсть. – Миша не был перед тобой виноват. И я тоже.
Она пожала плечами, уже не пытаясь натянуть маску обаяния и святости.
– Никто не смел меня отвергать. Никогда. А ты… рискнул. Ты должен был за это заплатить. Я мечтала о том, как увижу твои мучения, когда ты все поймешь…
– Как ты нашла ее?
Она рассмеялась с чувством явного превосходства. И в этом смехе не было ничего нормального. Ничего здорового.
– Твою мать? Легко. Нет ничего трудного в том, чтобы отыскать человека, когда обладаешь связями и средствами.
– Ты знала… Знала, что она из себя представляет.
– Злата обмолвилась об этом однажды. И я поняла, что раз мы тебе не нужны… заботливая бабушка – лучшая кандидатура для того, чтобы воспитывать нашего сына.
Его передернуло от слов «наш сын». Не имела эта женщина никакого права даже просто упоминать о Мише, как о своем ребенке! Его ярость, его решимость возросли многократно после того, как услышал, каким тоном она говорит эти такие обычные для многих, такие добрые слова: «заботливая бабушка», придавая им совершенно другой окрас.
– Ты платила за то, чтобы над твоим сыном издевались, – произнес он и, схватив ее за руку, вышвырнул прочь с кухни. – Ты не заслуживаешь называться ни матерью, ни женщиной, ни просто человеком. Убирайся отсюда! В следующий раз я буду говорить с тобой только в суде. Ты за все заплатишь.
Дарья схватилась за стену, чтобы не упасть. Бесстрашно посмотрела ему в глаза и ядовито кинула:
– Мне плевать! Я уже получила, чего хотела. А ты… просто наивный дурак, если думаешь, что Злата поможет тебе и встанет на твою сторону. Не удивлюсь, если она тебя уже забыла.
– Вон!
Даша гордо выпрямилась, прошла к выходу, но у двери обернулась и усмехнулась со значением:
– Ты не так хорошо знаешь свою жену, как это себе воображаешь.
Дверь захлопнулась за ней, оставляя лишь след из горьких, шипровых духов, почти звенящих в прохладном воздухе квартиры, да вопросы о том, что она хотела сказать своей последней фразой…
Впрочем, он был бы идиотом, если позволил себе сейчас сомневаться в Злате.
Она никогда его не подводила.
Он все испортил сам…
* * *
Миша сидел в комнате, в которую Валера отвел его перед тем, как начать разговор с Дарьей. Это была их со Златой спальня…
Место, когда-то наполненное счастливым смехом, любовью и пониманием. Надежные и теплые в прошлом стены, сейчас кажущиеся пустыми и холодными без той, кто вдыхал в них жизнь.
Его жена… беременная, одинокая, беспомощная. Он помнил свой ужас, когда нашел ее без сознания в тоннеле. Помнил страх, которым пропиталась каждая клетка его тела, когда он держал по пути в больницу ее холодную, бездвижную руку…
Помнил свое потрясение, когда врачи объявили, что с ребенком все будет в порядке. С ребенком, о котором он даже не знал… Почему?
Да потому что потерял ее. Потерял задолго до того, как она произнесла страшное слово «развод». Потерял, когда был занят саможалением вместо того, чтобы защищать самого важного человека в своей жизни.