Шрифт:
Закладка:
Весь день я провела со своими крикливыми товарищами. Мы обтрясли яблони в чужом саду, купались в грязном теплом пруду, лакомились апельсиновым мармеладом и семечками, на спор ели дождевых червей и совершали разбойное нападение на чужих девочек, кидая в них сухими комьями глины.
Я пришла домой посреди звездной ночи – усталая, голодная, с тяжелыми веками и грязнущими ногами. Не в силах вползти на крыльцо, плюхнулась на лавку и принялась снимать пыльные сандалии. Окно было распахнуто и затянуто марлей. Слышны были голоса и плеск воды – Аглая стирала.
– Но это необходимо, пойми, – говорил Деда.
– Рано еще. Хоть бы год еще погуляла, – устало отозвалась Аглая. – Ее там обидят, я знаю.
– По-твоему, ей лучше таскаться с этими?
Воцарилось молчание. Как будто дом и двор накрыли чугунной крышкой.
– Прости.
– Ничего.
– Я имел в виду…
– Я знаю.
– Но нельзя же так. Обидят – не обидят… Может, запереть ее на чердаке, чтобы никто не обидел?
– Нет, – Аглая вздохнула. – Только не запереть.
– Она человек. Девочка, – втолковывал Деда. – Ей учиться надо…
– Толку от этой учебы, – Аглая хлопнула мокрой тряпкой и вылила воду в ведро. – Вот ты ученый… Впрочем, делайте что хотите.
Послышались шаги. Аглая спустилась по ступенькам и выплеснула воду в угол двора. Я поднялась навстречу и уткнулась головой в мокрый подол на ее животе. Она ласково погладила меня.
– Мара, пойдешь в школу? – спросил Деда, приподняв марлю на окне.
Я посмотрела на Аглаю. Она улыбалась – мелкие морщинки лучиками разбегались от уголков рта и глаз.
– Да, – сказала я. – Пойду.
Свежим утром накрапывал дождь. Мы шли втроем по глянцевой от воды дороге. Юбка неловко хлопала по коленям. Букет астр пах мятой травой и скорой осенью. Я то и дело трясла головой, как кошка – банты непривычно стягивали волосы, мешали. На повороте Деда приподнял меня и поцеловал в нос.
– Ну, давай, что ли, старайся, не подведи. Да смотри, плохие слова не говори, это тебе не… – Он осекся, глянул на Аглаю. – Не дома.
И он поспешил на работу. А мы пошли дальше вдвоем. Аглая все молчала.
На школьном дворе было полно народу. Аглая протащила меня сквозь толпу и сунула в руки высокой пожилой женщине – мягкой, как булка, и душистой, как наша заведующая. А кругом были дети – совсем другие, чужие, не наши…
И вот мы пошли. И уже входя в неведомые двери, я оглянулась. Аглая стояла посреди двора. Ветер трепал ее крашеные волосы, хлопал полами клетчатого пиджака.
И я не выдержала – бросилась, побежала, спотыкаясь, уткнулась головой в ее худой живот.
– Пошли домой! Они все другие!
– Ну что же, что другие? Есть разные люди, – сказала она тихо. – А ты у меня лучше всех – и умница, и красавица.
Я подняла лицо. Мы стояли посреди двора и смотрели друг на друга.
– Ты будешь меня тут ждать?
– А как же! Буду, чяери, буду.
– Тогда я обратно, а ты жди! Никуда не уходи.
Тяжелые створки дверей сомкнулись за спиной. Запах побелки и помятых цветов. Цоканье чужих каблуков по каменному полу. Гулкие голоса, чистые окна, шелест бумаги.
Умница и красавица. Не те ли слова прошептала чеваханя в маленькое грязное ушко?
«А ну поворотись, милая!»
Я бежала вверх по лестнице. Бежала в другой мир, чтобы остаться в нем навсегда. Бежала от Аглаи, от черного поселка, от бражки и овсяных лепешек, от песен и брани.
Что к хорошему, что к плохому… да кто разберет! Никто этого не знает.
Жилаю счастя
1
Усталость настигала в лифте. На работе она просто не успевала дотянуться – пряталась под столом, выжидала. Не трогала и по дороге с работы – дремала, жалась серой тенью на заднем сиденье авто. Но за двадцать секунд, что проходили внутри тесного параллелепипеда, исписанного и описанного, нервно дергающегося на каждом этаже, пахнущего кислым пивом, мятными жвачками и чужими дезодорантами, наваливалась, дотягивалась из несвежих углов, тяжело цеплялась за ноги и тянула вниз. В лифте Саше неизменно приходила одна и та же мысль – выползти и сразу свалиться, растечься медузой по кафелю лестничной клетки. Ну ее, квартиру. Не все ли равно, где уснуть.
Но она, конечно, не сваливалась, а добредала до двери, роняла сумочку, долго рылась в поисках ключей и в который раз спрашивала себя – почему она такая дура, что не может приготовить их заранее?
Ключ повернулся. Замок тихо щелкнул. Дверь мягко отворилась. Уф.
Каждый вечер Саша радовалась, что у нее нет собаки. Боже, какое счастье – просто прийти и ухнуться на диван. Она совершенно не понимала собачников. Тащиться обратно, нырять в вонючий лифт, бродить под дождем, выжидая, пока ликующий мохнатик подберет все палки и вдоволь натявкается на прохожих, мыть лапы, а потом прихожую… спасибо, нет.
Вторым счастьем было снять колготки и лифчик. Тело сразу выдыхало и расслаблялось, просилось под душ, под тепленькую водичку и ароматные масла.
День выдался тяжелым, напряженным, на грани, на выдохе, на последней капле. Поэтому Саша не жалела ни воды, ни масел. Вода упруго била по лицу и плечам. Глаза тяжело слипались.
Она вышла из ванной, прошлепала мокрыми ногами на кухню, достала из холодильника йогурт и огурец, смешала в блендере и выпила. Милый ужин. Кто много не жрет, тому Бог подает. Ну вот, поели, можно и расслабиться.
Тренькнул телефон. Начинается.
«Привет! Как поживаешь? Еду мимо, могу заглянуть».
Саша призадумалась. С одной стороны, плотские утехи – это завсегда приятно и полезно. С другой, вот как пить дать – снова куда-нибудь потащит. А то и есть захочет. Саша посмотрела на свои ноги, закинутые на спинку дивана. Ноги томились на каблуках десять часов и хотели, чтобы их оставили в покое. Ну и хрен с ним.
«Привет. Ну, не знаю… У меня мама в гостях».
Хе-хе.
«А надолго?»
«С ночевкой».
Пауза. Думает. Делает вид, что думает.
«Как насчет завтра?»
«Посмотрим».
«Я соскучился».
«Я тоже. Пока-пока».
Пока-пока… Саша потянулась и стянула со столика сразу две нужные вещи – пульт и ноутбук. Первым полагалось создать трындящий телевизионный фон. Вторым – на краткое время заменить тупую реальность тупой виртуальностью. Саша бегло просмотрела почту и стерла спам. Особняком висела
