— С какой любовью привыкает к узам воздушный шарик со свинцовым грузом, — усмехнулся я.

— Что это?

— Не знаю. Так, бессмыслица.

— А ты не боишься терять?

— Нет. Когда теряешь — пространства становится больше.

— А на что в этом пространстве опереться?

— Не знаю.

Тася вдруг зажмурила глаза.

— Ты чего? — спросил я.

— Мне вдруг по-настоящему страшно стало, — проговорила она. — Представляешь: совсем пустое пространство, никого и ничего нет. Даже терять нечего…

— Глупенькая, — сказал я. — Человеку всегда есть что терять.

— Что?

— Себя.

— Если б я осталась совсем одна, мне было бы не жалко себя потерять. А тебе?

— Не знаю. Я вообще ничего не знаю. Я живу, как живется, и дышу, как дышится.

— А любить ты умеешь?

— Да, — кивнул я. — Умею.

— А меня ты любишь?

Я не ответил ей. Просто поцеловал. Впрочем, потом я сказал ей, что люблю ее. Даже несколько раз.

Расстались мы на перроне киевского вокзала, не обменявшись ни адресами, ни телефонами. Леся и Тася, держась на некотором расстоянии друг от друга, спустились в метро. Ярик же, все еще пребывающий в эйфории, предложил мне добраться до нашего района на такси.

— Я плачу, — щедро заявил он. — Только у меня, кажется, деньги кончились. Одолжишь?

— Чувствуется, что мы вернулись в Киев, — хмыкнул я. — Одолжу, не бойся. Лови тачку.

— Интересно, что ты скажешь Даше, — заметил Ярик уже в машине.

— А что я ей должен говорить?

— Как ни крути, а ты ей изменил.

— Никому я не изменял. Нельзя изменить человеку, с которым у тебя ничего не было.

— Если любишь — можно.

— Интересно слышать это от тебя.

Я высадил Ярика у кинотеатра «Ровесник», а сам поехал дальше. В тот день я так и не позвонил Даше. Не позвонил и на следующий. На третий день я решил, что прятаться глупо и набрал ее номер.

— Алло? — послышался в трубке Дашин голос.

— Привет, — сказал я. — Как дела?

— Нормально. Тебя уже отпустили?

— Кто?

— Инопланетяне.

— Не до конца. То есть я уже в Киеве, но меня держат на коротком поводке. Не удивляйся, если время от времени я буду исчезать.

— Ты с кем-то познакомился? — после паузы спросила Даша.

— Естественно. Мир полон людей. Все время с кем-то знакомишься. А с кем-то расстаешься.

— Ты хочешь со мной расстаться? — сказала Даша.

— Не обязательно. Можем иногда видеться. Если ты согласна, чтобы я встречался с тобой ради дружеских бесед, а затем исчезал и опять возвращался, ничего другого от тебя не требуя.

— Нет, — заявила Даша.

— Почему же нет? — натянуто удивился я.

— Потому что это неприлично. Не понимаю, как тебе вообще пришло в голову предложить мне такое.

— Я тоже многого не понимаю, — сказал я. — Видимо, я так и умру непонимающим. Если я когда-нибудь предстану перед Богом, ему будет приятно увидеть на моем лице удивление. Прощай, Даша. Как сказал Людовик Шестнадцатый своему палачу: «Наша встреча была ошибкой».

Я повесил трубку. Честно говоря, с облегчением.

Через неделю после этого события, к величайшему моему изумлению, позвонила Тася.

— Привет, Майкл, — сказала она. — Это…

— Я узнал, — ответил я. — Откуда у тебя мой номер?

— Ярик дал. Мы с ним в институте встретились.

— Не такой уж, видно, и большой ваш Политех.

— Ты не рад?

— Тебе как ответить — честно или вежливо?

— Майкл, — сказала Тася, — почему ты так грубо разговариваешь?

— Извини, — сказал я. — С тех пор, как я расстался с грузом, на меня стали слишком сильно давить воздушные потоки. Ничего личного.

— Очень жаль, что ничего личного. Я, собственно, вот почему звоню. Я в твоем номере тогда губную помаду не забыла?

— Что не забыла? — изумился я.

— Губную помаду.

Я с шумом выдохнул.

— Тася, — сказал я, — дай мне свой адрес.

— Зачем?

— Надо.

Тася продиктовала мне адрес — где-то на Борщаговке. Я вышел из квартиры, зашел в галантерейный магазин, купил тюбик губной помады, поймал такси и поехал на Борщаговку. Там я нашел Тасину улицу, дом, квартиру и позвонил в дверь. Тася открыла. На ней были домашний халатик и шлепанцы.

— Привет, — сказал я. — Ты одна?

— Одна, — ответила она. — Проходи. Майкл, ты не представляешь себе, как я…

— Я на минутку, — покачал головой я. — Держи.

И протянул ей тюбик с помадой.

— Что это?

— Помада. Смотри, не забывай ее нигде.

Я развернулся, чтобы уйти.

— Майкл, подожди! — Тася ухватила меня за рукав.

— Что?

— Майкл, я совсем одна осталась. С Лесей мы поругались.

— Из-за чего?

— Из-за кого. Из-за тебя, конечно.

— Зря.

— Нет, не зря. Я даже рада. Она ведь и в самом деле мной. Как бы это сказать.

— Помыкала.

— Именно. Мне без нее даже лучше.

— Вот видишь, хоть одно доброе дело я сделал.

— Да, мне лучше, но не легче. Майкл, не бросай меня совсем.

— Я не Майкл, — сказал я. — Я Миша.

— Это одно и то же.

— Это не одно и то же. Я не американец. Мы с Яриком обманули вас. И всех остальных тоже.

— Зачем?

— Долго рассказывать. Главное, что никакого Майкла нет. А с Мишей ты не знакома.

— Знакома.

— Нет. Но дело даже не в этом. Помнишь, ты говорила, что привязываешься долго, а потом не можешь расстаться.

— Помню.

— Так вот, не надо ко мне привязываться. Потому что однажды я улечу и не вернусь. И если ты успеешь ко мне привязаться, тебе будет больно по-настоящему. А я этого не хочу. Прощай.

Я развернулся и зашагал вниз по лестнице.

— А ты? — догнал меня Тасин голос.

Я остановился.

— Что я?

— Как ты дальше будешь?

— По наитию, — сказал я. — По наитию, Тасенька.

Я зашагал дальше. Между площадкой второго и третьего этажа до меня снова донесся Тасин голос:

— У меня все равно есть твой номер телефона!

— Порви его! — крикнул я, задрав голову вверх. — Порви и выброси!

Лестничный пролет отозвался гулким эхом где-то под самой крышей. И мне вдруг показалось, что слова мои адресованы вовсе не Тасе.

С Тасей я больше не виделся. С Дашей тоже. От Ярика я узнал, что ее папе предложили должность в университете Лос-Анджелеса, и они всей семьей переехали в Америку.

Сам Ярик два года спустя тоже перебрался в Америку, неожиданно для всех женившись на еврейской девушке. Звали ее, если не ошибаюсь, Юлей, характер у нее был железобетонный, и Ярика она прибрала к рукам прочно и надежно, чему сам Ярик, как мне кажется, был только рад. Обосновались они в Бостоне. Меня это не удивило — у жизни довольно своеобразное чувство юмора. Через пару месяцев я