Тася, над которой, чуть покачиваясь, возвышался пьяненький гуцул. Рядом в качестве поддержки застыл его чуть более трезвый на вид приятель.

— Хочу вас погуляти, — галантно втолковывал гуцул.

— Как это? — испуганно спрашивала Тася.

— До бумцика запросити.

— Не понимаю…

— Курва. Танцювати прошу.

— Я не хочу.

— Так не можна, що не хочеш. Прошу до бумцика. Гуляти прошу.

— Эй, — сказал я, подходя, — ты глухой? Не хочет она, чтоб ты ее гулял.

Гуцул удивленно глянул в мою сторону.

— Ти хто? — спросил он.

— Чорт, — привычно отозвался я.

— Який чорт?

— Такий чорт, що під мостом сидить.

Гуцул посмотрел на своего приятеля.

– Є такий чорт, — авторитетно кивнул тот. — Казали добрі люди. Як ніч, так під мостом сидить, матюкається, падлюка, добрим людям у пику снігом кидає.

— От най і йде під міст. — Гуцул снова повернулся к Тасе: — Прошу цивільно до бумцика, курва.

— Эй, — я ухватил его за плечо. — Что непонятно? Не будет она с тобой бумцик делать.

— Майкл, — вмешался Павел, — а давай я его. эта. по морде тресну.

— Вже й по морді! — Гуцул возмущенно обратился к своему другу.

– Є і такі,— снова кивнул тот. — Понаїдуть у гості й добрих людей по морді тріскають.

— Майкл, — опять вмешался Павел, — а не надо по морде. Ты это… плюнь в него… воздушнокапельным путем.

— Що значить плюнь? — обиделся гуцул. — Це вже, курва, просто паскудство. Це вже йти на двір і битися.

— Вольдемар, не гарячкуй, — остановил его приятель.

— Вольдемар? — изумился я.

— Но. А що? Пішли битися.

— Пошли.

— Майкл. я это. с тобой! — заявил Павел.

— Не надо, — сказал я. — Ты за Тасей присмотри. А то Вольдемаров друг такая падлюка, что тоже может к ней с бумциком прицепиться.

– І такі люди є,— философски кивнул приятель-гуцул.

Мы с Вольдемаром вышли на улицу.

— Ну, — сказал я, — сразу драться будем или покурим сперва?

Вольдемар задумался.

— Запалимо, — проговорил он. Затем достал из кармана пачку «Дойны» и протянул мне: — Прошу.

— Дякую, — поблагодарил я. — «Столичные» будешь?

— Давай.

Мы обменялись сигаретами и закурили.

— Файна ніч, — заметил Вольдемар.

— Ага, — согласился я.

— Погода у цю зиму така… дуже файна.

— Факт.

— Врожаї, ачей, файні поспіють.

— Но. Буде свято добрим людям.

— Твоя чічка? — неожиданно спросил Вольдемар.

— Чего?

— Дівчина, кажу, твоя?

— А-а… Не совсем.

— А нащо впердолився?

— Чего?

— Нащо встряв, кажу?

— А так.

— Теж вірно. Файна чічка.

Вольдемар бросил в снег окурок. Мой полетел следом.

— Ходімо до зали? — сказал Вольдемар.

— А битися?

— Та ну його. Холодно.

— Так надо водки выпить.

— Маєш рацію. Ходімо.

Когда мы вернулись, Павел и Вольдемаров приятель сидели друг напротив друга за столом с рюмками в руках. Тася куда-то исчезла.

— А ще такі є,— рассуждал вслух гуцул, — що ти до них як добра людина, а вони до тебе як паскудний диявол.

— Кто такие? — сурово спрашивал Павел.

— Та хоч би й жона моя. О! — заметил он меня с Вольдемаром. — Вже побилися?

— А то, — сказал я. — По всьому снігу кров.

— Ну, так сідайте, вип’ємо.

Вольдемар разлил водку по рюмкам. Неожиданно вернулась Тася в сопровождении Вити и официанта.

— Вольдемар, — с упреком молвил официант, — ти що тут хуліганіш?

— Я? — возмутился Вольдемар. — Не маю такої звички.

— Кажуть, побився з кимось.

— Клевещуть. Хто казав?

— Оця чічка і отой бурмило.

— Кто? — не понял Витя.

— То, певно ж, ви, пане.

— Нет, что еще за бурмыло?

— Это такое деликатное обращение, — объяснил я. — Садись, Витя, водочки выпьем.

— Так міліцію не звати? — на всякий случай уточнил официант.

— Ветеринара клич, — буркнул Вольдемар, — щоб він тобі клізму зробив.

— Ти мені ще подекуй![36]

— Від подекуя чую.

Официант ушел. Витя присел к нам за стол. Тася наклонилась ко мне.

— Спасибо, Майкл, — тихонько сказала она.

— Не за что, — ответил я.

— Есть за что. Ты за меня вступился.

— И что?

— Ты ведь не за каждую бы…

— Само собой, за каждую.

— Ты серьезно?

— Совершенно.

Тася некоторое время стояла молча. Затем взяла со стола бутылку с водкой, налила себе рюмку, выпила залпом и закашлялась.

— Гаряча чічка, — покрутил головой Вольдемар.

— И такі бувають, — привычно отозвался его приятель.

Тася налила вторую рюмку.

— Хватит, — сказал я.

— Не твое дело.

— Мое. Выпьешь всю водку, а нам что?

— Да подавись ты своей водкой! — Тася выпила рюмку до дна, швырнула ее на пол, разбив вдребезги, с грохотом поставила бутылку передо мной и выскочила из зала.

— Має характер, — заметил Вольдемар.

— Забагато характеру, — уточнил его приятель.

— Дура, — подытожил Витя.

Из ресторана мы вышли около полуночи и нетрезвой кавалькадой двинулись в сторону турбазы. Небо совершенно расцвело от созвездий, под полукругом луны переливался снег, темно-зеленая, почти черная река бежала по снегам змеящейся лентой, брызгая и пенясь, шумел водопад.

— Бывает же на свете красота, — задумчиво проговорил пьяненький Витя. — Ведь можем же, когда захотим… Американец!

— Чего? — отозвался я.

— В Америке такая красота бывает?

— Не знаю.

— Не бреши. Так и скажи, что не бывает.

— Витя, ты помолчать можешь?

— Могу…

Несколько минут наша группа молча стояла на мосту, глядя на воду.

— Просто сердце замирает, — нарушил тишину Витя. — Знаешь, о чем я сейчас думаю?

— О чем?

— Я думаю: шо ж оно такое «бурмыло»?

— Какое «бурмыло»?

— Забыл? Официант меня так в ресторане назвал.

— И правильно сделал.

— Обидеть хочешь?

— Не хочу.

— А все равно обижаешь. Посмотри на меня.

— Ну?

— Нет, ты внимательно посмотри.

— И что?

— Видишь, какой я обиженный?

— Вижу, — хмыкнул я, теряя остатки романтического настроения.

— А знаешь, кто меня обидел?

— Знаю. Хочу извиниться — за себя и за природу.

— Принимается. — кивнул Витя, безвольно уронив голову на грудь. — Опять же — река. Ты как американец меня поймешь. Если у истоков своих вертеться, так и останешься ручейком. Родничком. Будешь бить из-под земли и вокруг расплескиваться. А чтобы стать рекой и во что-то впасть, нужно набраться. Не в том смысле, конечно. Нужно набраться смелости и убегать, убегать от истока. Течь надо. Жить надо. Надоело мне все, американец.

Витя замолчал. Затем вскинул голову и объявил, обращаясь ко всем:

— Лекция закончена. Прошу проследовать на турбазу.

Через пару минут мы были на месте, но расходиться по комнатам не хотелось. Одни закурили, другие просто стояли и негромко разговаривали.

— Слышь, Майкл, — сказал Павел, — а где твой друг?

— Какой?

— Ну, этот… Ярик.

— Не знаю, — ответил я. — У него сегодня романтический вечер. Он, кажется, достучался до сердца глухого красавицы томной.

— Ты о ком?

— О Лесе.

— Или, к примеру, дерево, — напомнил о себе Витя. — Чем дальше от корней, тем ближе к небу. А то б одни пеньки росли. Американец, мне хочется