можно добиться, если свистеть при попутном ветре; в последнем случае есть риск разгневать бога ветров и «насвистеть» не просто другой, неблагоприятный, ветер, а полноценную бурю. Питер Джинс объясняет запрет на свист тем, что кто-то другой на борту мог перепутать его с сигналом боцманской дудки и выполнить совершенно ненужное действие — а это, разумеется, на борту парусника в открытом море чревато серьезными последствиями для всей команды. Свистеть можно было во время штиля, но не как попало, чтобы не усугубить ситуацию. Моряку также запрещалось стричь волосы и ногти при благоприятном ветре и шить — при неблагоприятном, чтобы ненароком не «пришить» его к кораблю. А еще дурным знаком считалось принести на борт… зонтик, поскольку он притягивает дождь.

Кроме плохих примет на тему погоды, были и такие, которые предвещали нечто дурное в целом: если женщина на корабле была угрозой шторма, то священник — чьей-то гибели; ту же самую опасность связывали с цветами, доносящимся с суши звоном колоколов и звоном бокалов в кают-компании. Даже черная сумка могла вызвать косые взгляды, поскольку черный цвет нередко ассоциировался с похоронами. Канат, оставленный нерадивым матросом болтаться просто так, означал виселицу. Собака на борту служила нехорошим предзнаменованием. Статус кошки был сложнее, чем кажется: с одной стороны, кошек любили и берегли, поскольку они боролись с крысами; с другой стороны, потрескивание статического электричества в кошачьей шерсти принимали за свидетельство того, что зверек притягивает грозу и прячет молнию в собственном хвосте.

Отдельная совокупность примет совершенно точно основана на вполне объективных наблюдениях за природой и отражает погодные закономерности. Они нередко имеют вид незамысловатых стишков, поскольку в рифмованной форме полезная информация запоминается лучше: «Небо красно поутру — моряку не по нутру», «Если солнце село в воду — жди хорошую погоду» и так далее.

Гюстав Доре. Иллюстрация к «Сказанию о старом мореходе».

Британская библиотека

Одна из самых дурных примет, увековеченная Сэмюэлом Тейлором Кольриджем в «Сказании о старом мореходе» (The Rime of the Ancient Mariner, 1797), — убийство альбатроса. Считалось, что в этих птиц вселяются души погибших моряков, поэтому даже просто отнестись к альбатросу непочтительно было чрезвычайно плохим деянием, не говоря уже о том, чтобы намеренно лишить его жизни. В известнейшей поэме Кольриджа описано, как подобный поступок одного из моряков — вынужденного теперь скитаться по свету, всем рассказывая свою страшную, но назидательную историю, — обрек на муки и гибель всю команду.

Огни святого Эльма на мачтах корабля в море. Иллюстрация из книги Г. Хартвига «Воздушный мир». 1886 г.

Фотографическая библиотека Национального управления океанических и атмосферных исследований

И наконец, завершим рассказ о морских приметах и суевериях хорошим знамением, которым считались огни святого Эльма (на английском они также называются witchfire, «ведьминым огнем»; древние греки называли их огнями Кастора и Поллукса): разряды в виде светящихся пучков, возникающие на концах высоко расположенных предметов при большой напряженности электрического поля в атмосфере. Явление часто упоминается в литературе, особенно приключенческой, но его можно увидеть и на суше при особом стечении обстоятельств, а также в ходе контролируемого эксперимента. Огни святого Эльма — феномен совершенно реальный и объяснимый без всякой мистики. Однако выглядит он причудливо, и потому связанные с ним суеверия возникали с давних времен. Святой Эльм — Эльмо, Эразм Антиохийский — был покровителем мореплавателей, и потому его огни во время бури давали надежду на благоприятный исход.

РУНДУК ДЕЙВИ ДЖОНСА И ФИДДЛЕРС-ГРИН

Жутковатый Дейви Джонс в исполнении Билла Найи вовсе не выдумка сценаристов голливудской франшизы «Пираты Карибского моря», а известный в прошлом персонаж англо­язычного морского фольклора, существо с несколько туманным происхождением и грозной репутацией (и да, в том, что касается внешнего вида Джонса, сценаристы пустили в ход богатое воображение, поскольку однозначных представлений относительно его облика не существует).

Обычно его имя упоминается в контексте рундука Дейви Джонса — эвфемизма, обозначающего морскую бездну; то место, где навеки застревают души погибших в море. Можно сказать, это особый ад для моряков, а сам Джонс — морской дьявол.

Дейви Джонс встречается в великом романе Германа Мелвилла «Моби Дик» дважды, но оба раза в русском переводе его имя заменено упоминанием черта — с фактической точки зрения это верно, однако дьявол кроется в деталях. Во-первых, из текста пропала любопытная культурологическая особенность. Во-вторых, в том-то и проблема, что суеверный моряк былых времен никогда бы не помянул черта или дьявола вслух и без околичностей, чтобы не призвать их на свою голову!

Он до того боялся за свою ничтожную душу, что начал обходить и сторониться китов из опасения, как бы они не задели хвостом его вельбот и не пришлось бы ему отправиться к черту в пекло.

Ур-ра! Вот так чувствует себя матрос, когда катится черту в пекло, — один нескончаемый рывок вниз под уклон!70

Окутанное тайной происхождение эвфемизма послужило основой для ряда гипотез. Различные авторы пытались отследить имя «Дейви Джонс» до первоисточника, называя в качестве такового то драугов из скандинавской мифологии, то библейского пророка Иону (англ. Jonah, созвучное с Jones) — кстати говоря, Ионой англоязычные моряки считали человека, чье пребывание на борту могло навлечь на корабль серьезные неприятности.

Встречается, например, такое объяснение:

За долгие годы мореплавания я часто задумывался о происхождении этой фразы и пришел к выводу, что она взята из библейского рассказа о пророке Ионе. Слово «рундук» на корабле обычно означает место, где хранятся какие-либо вещи, например «хлебный рундук», «ружейный рундук», «цепной рундук» и так далее. В возвышенной оде во второй главе Книги пророка Ионы мы видим, как пророк, молясь об избавлении, описывает свое положение следующими словами: «В глубину, в сердце моря, и потоки окружили меня… бездна заключила меня… земля своими запорами навек заградила меня». Таким образом, некий необразованный моряк не слишком погрешил против истины, назвав море «рундуком Ионы» — то есть тем местом, где Иона был заперт или заключен в тюрьму. Со временем, ввиду искажений, «рундук Ионы» без труда мог превратиться в «рундук Джонса», и очень распространенное валлийское имя «Дейви» прибавилось к столь же распространенной валлийской фамилии «Джонс», а истинное происхождение этой идиомы было забыто.

У. Пинкертон. «Заметки и вопросы»

Флетчер Бассет также считает, что «Джонс» равнозначен «Ионе», только вот имя «Дейви» связывает с персидскими дивами и индуистскими дэвами либо с латинским термином divus («божественный»), а то и напрямую со словом devil — «дьявол». Все эти умозаключения, к сожалению, недоказуемы.

Похожая история приключилась и с раем для моряков, который в англоязычном фольклоре именуется Фиддлерс-Грин. Герман Мелвилл о нем тоже упоминает, но не в «Моби Дике», а в романе «Билли Бадд, фор-марсовый матрос»: «Жизнь его была связана с морской стихией, и сушу он знал только как “берег”, то есть как ту часть земного шара, которую благое провидение предназначило для танцевальных заведений, портовых девок и кабаков — всего того, чем полон сказочный “Матросский рай”»71 (в оригинале — Fiddler’s Green).

Иными словами, Фиддлерс-Грин — некое место, где души моряков могут веселиться до конца времен, не страдая от недостатка развлечений и не боясь морских опасностей, оставшихся в мире живых. Своего рода отпуск на берегу, который длится целую вечность. Первое задокументированное упоминание термина относится к 1825 году и подразумевает посмертие, предназначенное для животных; второе мы находим в опубликованном в 1837 году романе Фредерика Марриета «Приключения собаки Снарлейиоу» (к сожалению, в единственном переводе романа на русский соответствующая часть главы IX «Жалобы, сожаления, песни и пляска» не переведена, а кратко