Шрифт:
Закладка:
Потом подошли трое парней в кожаных доспехах и шлемах – велели нам вести себя тише. По их военной выправке и суровым чертам лица я поняла, что это вигилы – местная полиция и пожарная служба одновременно.
Борат вполголоса что-то сказал старшему из них, и тот хохотнул в ответ, насмешливо глядя на меня. Я поправила растрепавшиеся волосы и, как ни в чем не бывало, подмигнула мальчику, который показывал мне язык, прячась за материнскую хламиду. Дети – они везде дети…
Скоро мы бок о бок шли с Боратом по тихой улочке, поднимавшейся немного в гору. Я бы с удовольствием отодвинулась от солдата на метр и более, но на моем плече лежала широкая ладонь, а я уже хорошо знала ее тяжесть.
Ноги гудели, каждый шаг давался с усилием. Глаза сами собой искали автобусную остановку, и, не находя таковой, с завистью следили за проплывающими мимо носилками в сопровождении мускулистых рабов или повозками, дребезжащими по плитам мостовой.
– Долго еще нам идти?
Борат молчал. Я заметила, он такой всегда – наговорит с три короба, а потом долго молчит, как будто раздумывает, не лишним ли были его тирады. Он здорово обидел меня сравнением с обезьянкой, а я его огорчила своей выходкой. А что такого? Ну, побегал, молодость вспомнил, авось не с тяжелой ношей легионера бежать-то пришлось. И не на разъяренных варваров в смертельную атаку, а за симпатичной девушкой вслед.
– Борат, я хоть немного симпатичная?
Он споткнулся и невольно увлек меня за собой. Чтобы не свалиться ему под ноги, я ухватилась за его горячую, немного липкую от жары шею, и мы оказались лицом к лицу. Он смотрел на меня так, будто видел впервые, с каким-то недоумением и строгим интересом.
– Сначала ты мне показалась слишком худой и вертлявой. А потом стала лучше.
Хочет сказать, что отъелась на императорских харчах? Разве я так заметно поправилась? Дома я бы сразу поняла это по любимым джинсам, и Ромка бы не преминул съязвить в момент очередной ссоры, а здесь вся одежда свободная, впрочем, не до фигуры мне сейчас, о чем я вообще переживаю.
Борат сосредоточенно поглаживает меня большим пальцем по щеке от носа к виску, потом касается губ и пытается приоткрыть рот, и я почему-то все терплю, затаив дыхание, и только чувствую, как все больше слабеют ноги. А его палец почему-то солоноватый на вкус… Господи, что же я делаю!
Мотнув головой, пытаюсь резко отодвинуться, и на доли секунды его взгляд становится таким жалобно-растерянным, что у меня сердце сжимается. Нельзя нам долго оставаться вдвоем, вот что я поняла.
Остаток пути опять идем молча, кажется, Борат тоже устал, тяжело и часто дышит, не смотрит на меня даже искоса. Наконец он останавливается возле неприметной, закрытой на засов лавки. Не трудно догадаться, что здесь торгуют оружием и доспехами. Вместо вывески висит короткий деревянный меч, а рядом болтаются пустые ножны. А вот и нарисованный краской прямоугольный щит, рядом какая-то корявая надпись… не разберу.
Борат поднимается по каменным ступенькам и стучит в двери, вскоре из квадратного окошечка, пробитого над входом в магазин, выглядывает чье-то скуластое худое лицо. Затем с глухим скрежетом отворяется боковая дверка чуть поодаль от главного входа и нас запускают внутрь.
В полумраке душного помещения я успеваю заметить лестницу, ведущую на второй этаж или антресоли, сейчас оттуда спускается грузный мужчина в широкой, не подпоясанной рубахе, где-то выше слышен радостный детский голосок и мягкие женские увещевания.
Хозяин лавки приложил ладонь к груди, обращаясь к моему спутнику:
– Рад тебя видеть, хотя сегодня не ждал. О, да ты не один… Очень рад!
Я не расслышала, что отвечал Борат родственнику, когда они закончили обмен приветствиями. Мне бы немного поесть и лечь спать. Да, еще кое-что хочется сделать перед сном, надеюсь, мне подскажут, как это удобнее осуществить в данных условиях.
Устало улыбаюсь женщине, что также спускается со второго этажа квартиры. Киваю кудрявой детской головке, жаль, она сразу же исчезают обратно за пологом, наверно, девочке интересно поглядеть на поздних гостей, но мать велела ложиться.
Насколько я поняла, дядя Бората и его семейство занимали две комнаты над собственной лавкой, рядом с которой располагалась оружейная мастерская. В закутке у крохотной кухни жили рабы – два мужчины зрелого возраста и одна пожилая темнокожая женщина. Она-то и прислуживала нам за столом, пока Вескуларий расспрашивал Бората о последних новостях Палатина.
Торговца живо интересовали планы военных походов цезаря. От этого зависели заказы на мечи, кинжалы и дротики-пилумы, а значит, и благосостояние оружейника. Я все-таки уговорила его жену Кордию именно сейчас передать маленькой Валерии терракотовую куклу – подарок Бората. Солдат тепло встретил девочку, а она будто души в нем не чаяла – сразу кинулась на шею и завизжала, когда оказалась подкинута сильными руками к потолку.
Я с умилением наблюдала за этой сценой, но вскоре семилетняя проказница уже сидела у меня на коленях и весело щебетала, радуясь забавной игрушке. Я всегда умела ладить с детьми. Впрочем, старший сын Вескулария – уже взрослый молчаливый юноша в светлой тунике тоже поглядывал на меня с интересом, как и его отец.
Торговец понизил голос, обратившись к Борату, и я сразу поняла, что разговор идет обо мне. Борат хмурился, отвечал сухо и немного раздраженно или мне показалось.
После скромного ужина, состоящего из подсохших лепешек, сыра и овощей, я уже не скрывала своего желания прилечь на покой. Валерию отец давно унес наверх, время подбиралось к полуночи. С улицы доносились оклики ночной стражи, лаяли соседские собаки, через узенькое окошко в лавку просочилась долгожданная прохлада.
Кордия тронула меня за плечо, заставив приподнять сомкнутые веки, кажется, я чуть не заснула, сидя на маленьком складном стуле, прислонившись спиной к оштукатуренной стене.
– Я постелила вам наверху, пойдем, провожу!
– А… да… спасибо.
Смысл ее слов дошел до меня, лишь когда мы поднимались по крутой лестнице на второй этаж. Надеюсь мне не придется делить комнату с Боратом? Какая же темнота кругом, я с трудом различаю деревянные ступени, так недолго и свалиться.
Обстановка в спаленке скудная: стол и два узких стула, сундуки, обитые железными обручами стоят, как стражи с двух сторон широкого ложа. При слабом свете бронзового светильника вижу, что на одном из сундуков разложены немудрящие женские сокровища – расчески, ларчик
