В номере мы обратно снимаем верхнюю одежду, разуваемся. Кирилл пропускает меня вперёд, и я первой оказываюсь на пороге тёмной спальни. Не помню, где включается свет и притормаживаю. Мужчина натыкается на меня сзади, обхватывает руками и прижимает к себе.

— Вкусная, — шепчет, скользя губами по моей шее, обводя языком контур ушка, посасывая не проколотую мочку. — Вкуснее, чем котлета для Васьки.

Глава 19. На повторе

Несколько минут я позволяю себе понежиться в его руках. Здесь тоже темно и тихо. И нас двое. Несколько бесконечно приятных долгих минут, пока его руки не тянут вверх мою маечку, касаясь горячих полушарий груди:

— Кирилл, остановись. Не нужно. Не делай этого с нами.

— Мы не разрушим. Мы ничего не разрушим, Софи. Ничего, ничего не изменится, — шепчет он, вжимаясь в моё тело.

— Кирилл, я такая же, как все. Слышишь меня?! Я обычная. Я та, что в остатке образует ноль. Ты не откроешь со мной ту — единственную. Я не изменю твои правила!

Он отпускает меня. Я не готова к столь резкой потере его рук, и едва не падаю, потеряв опору. Протягиваю руки, упираясь в стенку.

— Ложись в кровать, Софи. Я приму душ.

Пока его нет, я могу уйти. Он поймёт. Ни о чём не спросит. Позвонит, чтобы узнать, как я добралась до дома. Я могу уйти, но не стану этого делать. Почему я должна бежать первой, как это делают тысячи других женщин? Я — не вор, я ничего не украла. Наоборот, это мужчина решил подарить мне ещё одну ночь. И я приму подарок.

Кирилл выходит из ванной. В одних боксерах. Не стал натягивать брюки. Видимо, меня он тоже ожидал увидеть в кровати.

— Софи, что случилось? Ты плачешь? — он присаживается передо мной на корточки, пытаясь заглянуть в лицо. — Я обидел тебя?

— Нет, конечно. Всё хорошо. Но я так бежала к тебе, что не взяла одежду, в чём спать, — честно признаюсь. — И я никогда не плачу. И не обижаюсь.

— Вот и пожалей тебя, — притворно вздыхает мужчина. — Сейчас посмотрю в багаже чистую майку. Всегда беру несколько.

— Не нужно разбирать багаж, — возражаю я. — Дай ту, в которой ты вчера ходил в номере.

— Уверена?

— Уверена.

Он приносит мне требуемую вещь, а я ухожу к диванчику, где темно. Раздеваюсь, снимаю лифчик, но оставляю трусики и надеваю майку. Ставший привычным запах Кирилла моментально окутывает моё тело. Ловлю себя на мысли, что сегодня вообще можно было спать в одних трусиках, а майку прикарманить себе. И спать в ней, когда рядом нет Кирилла. Да-а, что-то я замечталась. Жалею вот, Анжелику. А кто пожалеет меня? Кажется, Кирилл предлагал. Но самое последнее что мне будет нужно, так это жалость Кирилла.

Забираюсь в кровать и удобно устраиваю голову на протянутой Воронцовом руке. Спохватываюсь и уточняю:

— Ты руку просто вытянул? В смысле расслабиться или для меня?

Блин. Как-то по-дурацки высказалась.

— Расслабиться. С тобой, — тут же придаёт моим словам совсем другой смысл.

— Спокойной ночи, ваше сиятельство, — желаю я и поворачиваюсь на бочок. Ладошки под щёчку, вернее, под его руку, а попку — ну-у-у… Ближе к его животу.

— Спокойной ночи, — отвечает он. — Софи, только девять вечера. Ты что, серьёзно спать собралась?

— Свидания у нас не было, значит, только спать. Пока вы, банкиры, целый день считали чужие деньги, то я, между прочим, со значительной частью своих собственных расставалась. Это очень утомляет, знаешь ли.

— Софи, — его руки крепко обнимают меня, прижимая к своему телу, заключая в тёплый кокон объятий. Я чувствую, как он зарывается лицом в мои волосы, вдыхая аромат духов. Его губы опускаются чуть ниже, касаясь нежной кожи за ушком, лаская шею. — Я ведь нравлюсь тебе. Ты можешь в этом признаться, Софи?

— Нравишься, — тихо шепчу в ответ. — Очень нравишься. Только я не знаю, что с этим делать? Я такая же, как Анжелика. Понимаешь? Я не умею без чувств. Я брошусь в них, как в омут. С головой, с сердцем. Но ночь пройдёт, наступит утро. Обычное рабочее утро для тебя. Для меня оно уже будет другим: пропитанным твоим запахом, наполненным твоим вкусом, озарённым не солнцем, а светом твоих глаз. Я буду ждать не новостей в телевизоре или в ленте мобильного, а сказанных тобой фраз. Я заполню себя тобой. Ты готов проснуться в таком утре?

— Я не знаю, Софи. Наверное, нет, не готов. Но нас тянет друг к другу. Нельзя игнорировать очевидное.

— Ты математик, ты привык к фактам. Точки и запятые у тебя чётко расставлены по местам. У меня же знаки меняют места. От их перестановки зависит весь смысл написанного предложения. Я могу, используя всего тридцать три буквы алфавита написать тридцать три разных повести. Тебе же нужна только одна. Та, что устроит лишь тебя. Мы очень разные, Кирилл. Мы — прямые.

— Но прямые пересекаются, Софи! У них может быть не одна, а множество общих точек для пересечения.

— Пересекаются, чтобы затем разойтись. Всё так, как устраивает тебя. По правилам. Всё у тебя всегда по правилам, — не соглашаюсь я.

— Но в языке тоже правила, Софи.

— Да, правила. И у каждого правила есть исключения. Даже у самого строгого. Я стану твоим исключением, Кирилл?

Он долго молчит. Возможно, просто уснул. Я осторожно пытаюсь перевернуться на живот. Его неприятно тянет, а трусики снова промокли. Этому мужчине достаточно поцеловать меня в волосы, а я уже сгораю от желания. Чёрт. Как же я понимаю Анжелику.

Слегка отвлёкшись, я не замечаю, как рука Кирилла оказывается под моим телом, прямо внизу ноющего живота. Твёрдая ладонь с силой прижимается к моему горячему пухлому холмику, и тонкая ткань трусиков совсем ничего не скрывает.

— Хочешь меня, — шепчет мужчина, придавливая моё тело к кровати. Я отчётливо чувствую его возбуждение собственными ягодицами. Как же это приятно. Определённо, с Сашкой такого не было. Может, всё приходит с возрастом? Так вот отчего бабульки у подъезда всегда такие завистливые и завидующие. — Софи, дыши! Это не смертельно.

— Последний раз я с тобой сплю в одной кровати. Честное слово, Воронцов. Последний раз, — обещаю то ли ему, то ли себе.

— Значит, он должен запомниться, — шепчет мужчина мне в ушко. От его дыхания на моей коже разбегается целый муравейник с мурашками. Всё туда же,