Шрифт:
Закладка:
От удивления я онемела, пока бургграф буравил меня взглядом, явно ожидая ответной реакции.
– Вы имеете в виду, что не испытываете… мужского интереса?
– Нет, я имею в виду, что мое орудие не демонстрирует боевого пыла! Ах, не заставляйте меня вдаваться в детали…
Он откинулся на кресле, прижав руку к запрокинутой голове. А я пыталась собраться с мыслями, чтобы продолжить беседу. Машинально взяла кубок и сделала несколько глотков вина.
– Так вы поэтому заинтересовались моим талантом?
– Именно! Мне нужно, нет, жизненно необходимо ваше содействие! Я счастливо женат, но глубоко несчастен. А главное – глубоко несчастна моя дражайшая супруга! Это абсолютно не-вы-но-си-мо.
– Бернард, я понимаю вас. И конечно, очень сочувствую. Но дело в том, что обычно мое пение действует на мужчин, лишь усиливая их ощущения в несколько раз. Я не могу сказать, как оно подействует на вас…
Одним резким движением бургграф вскинулся, наклоняясь ко мне и хватая за руки.
– Но мы же не узнаем это, пока не попробуем! Ах, Селина, вы можете оказаться ключом к моему счастью… У меня больше нет сил томиться неизвестностью. Сделайте это, сделайте сейчас! Я не могу больше терпеть ни мгновения…
Я замерла, не зная, что ответить. На моих щеках двумя пунцовыми бутонами расцвел румянец. С одной стороны, было очень жаль бургграфа, и я понимала, сколько неприятностей доставляет ему эта… хм-м-м… проблема. С другой, решиться спеть свадебную песнь мужчине было страшно, не зная, чем все может закончиться.
Он не отрывал от меня своего горящего взгляда, и в нем было столько мольбы, что я сдалась:
– Я готова попробовать…
Бургграф тут же сорвался со своего места, упал на колени и начал покрывать поцелуями мои руки, перемежая их тонкими всхлипами «спасибо, спасибо, спасибо…». Несколько мгновений я собиралась с решимостью, а затем, наконец, открыла рот и завела первые ноты знакомой мелодии.
При первых звуках песни Бернард напрягся, крепко сжимая мои ладони в своих руках. Но чем больше уверенности набирал мой голос, тем сильнее начинали сиять его глаза. Он нервно облизнул губы и низко, непривычно застонал. Свадебная песнь будоражила и мою кровь, но я не утратила сознания, четко понимая: я не хочу этого мужчину. Но остановиться и прекратить петь тоже не могла.
Бургграф тем временем распалялся все сильнее. Его губы насытились моими ладонями и начали путешествие вверх до локтей, делая короткие паузы на нежные поцелуи и легкие покусывания кожи. Как бы мне ни было радостно, что песнь действует, мне не хотелось лечь с ним на ложе. Но я чувствовала, что еще немного, и мы переступим грань, из-за которой невозможно вернуться.
И именно в этот момент раздался тихий и нежный голос, который я никак не ожидала услышать в спальне бургграфа:
– Любовь моя…
У высокой кровати стояла Фиона в полупрозрачной ночной рубашке. Тонкая ткань не скрывала ничего, наоборот, полупрозрачная материя только подчеркивала изгибы тела молодой хозяйки. Темные крупные соски натянули тонкую ткань, выдавая, насколько взбудоражена происходящим Фиона. Глядя на взволнованную жену бургграфа, я чувствовала себя лишней. И все равно не могла остановить песнь, рвущуюся из горла по собственной воле.
Бургграф повернулся на голос супруги и замер. Она призывно протянула к нему руки и еще раз позвала нежным голосом:
– Бернард, иди ко мне…
Тут я, наконец, собралась с силами и замолчала, сумев прекратить песнь. Тогда бургграф отмер, поднялся с колен и несмело начал идти навстречу супруге, не отрывая от нее взгляда. Наблюдая, как она тянется ему навстречу, я затаила дыхание. А Фиона мягко обхватила Бернарда за шею и притянула его лицо для поцелуя. И в этот момент они будто забыли о том, что я все еще здесь. Руки бургграфа сжали пышные бедра, приминая ткань ночной рубашки. Он подхватил Фиону, а та обняла его коленями. И так, единым целым, они двинулись к брачному ложу.
Мне хотелось отвернуться, а еще лучше выйти, но я не могла, завороженная открывшейся картиной, как и тогда, стоя в маленькой комнатке и подглядывая через решетку за вечером в доме утех.
Вот бургграф опрокинул Фиону на кровать и начал путешествовать губами по ее телу, разрывая руками рубашку на части. Она в ответ застонала и выгнулась, подставляя грудь под поцелуи. Его голова опускалась все ниже, скользя по животу. Руки властно развели бедра в стороны, и он нырнул прямо между ними. Мне стало тяжело дышать, словно в комнате кончился воздух, в голове все перемешалось. Я смотрела на них, слушала всхлипы Фионы и вспоминала нежные, но твердые губы Анкера и его гибкий язык. Девушка тем временем стонала все чаще и громче, ее голос становился все выше и почти срывался на крик. Наконец, он достиг своего пика. Услышав длинный, протяжный возглас, бургграф, шатаясь, будто пьяный, отстранился и сбросил с себя халат. А затем навалился на жену сверху, резко вбиваясь в нее ягодицами.
Я почувствовала, как мои щеки заливает краска стыда. И замотала головой из стороны в сторону, пытаясь сбросить наваждение. Это помогло. В тот же миг я ощутила, что больше ни секунды не хочу находиться в этой спальне. Ее хозяева, увлеченные друг другом, не обращали на меня внимания. Поэтому я вскочила и бросилась к дверям. К счастью, они оказались незаперты.
В тусклом свете свечей я бродила в коридорах, пытаясь найти лестницу наружу, пока не наткнулась на одного из слуг. Он молча проводил меня до моей комнаты. Там, не раздеваясь, я бросилась на кровать и до утра ворочалась, не в силах уснуть. Перед глазами все еще стоял голый зад бургграфа, а в ушах звучали стоны Фионы.
Кое-как подремав несколько часов, к полудню я встала, разбитая и расстроенная. Пока Кэти шнуровала платье, я погрузилась в размышления.
То, что мой голос подействовал на Бернарда, – отличная новость. Для самого бургграфа и его супруги. Но я снова висела на волоске, чудом избежав роли девицы для утех. Фиона появилась очень вовремя. Только благодаря ей мне удалось отделаться ролью наблюдательницы. Неизвестно, обойдется ли все так же в следующий раз? И когда он произойдет? Захочет ли бургграф повторить все сегодня ночью? Удастся ли мне снова
