делового круга Южного, либо вообще случайное отравление.

— Подумайте, вы могли кому-нибудь перейти дорогу? У вас есть враги? Может быть, вы и не встречались с ними в последнее время, но возможность подобраться к вам у них была.

— Не знаю таких врагов… Нет… никаких врагов. — Каждое слово давалось Алексею с большим трудом. Я поняла, что надо закругляться, но вопросы еще остались.

— Когда вы почувствовали первые симптомы?

— Какие?

— Вы говорили, что у вас сильно болит голова. Когда это началось?

Молодой человек снова прикрыл глаза, словно ему было больно смотреть на свет.

— Давно. В начале лета.

Странно. Может, все это никак не связано с убийством Полины?

— А фамилия Чехов вам ни о чем не говорит?

Южный удивленно на меня покосился и издал сдавленный хрип:

— Писатель…

Я мысленно дала себе подзатыльник.

— Нет, я имею в виду реального человека с такой фамилией из окружения Полины?

Парень отрицательно помотал головой.

— Спасибо, что нашли силы поговорить со мной. У меня последний вопрос.

Алексей посмотрел на меня внимательно, словно первый раз видел.

— Скажите, Полина совсем ничего не успела сказать во время той вашей встречи накануне ее смерти?

— Ничего… что связано… с ней. Я не хотел слушать. Она что-то сказала про наше расставание…

Я насторожилась:

— Что именно?

— Она хотела переехать ко мне. Мы… мы… из-за этого и расстались. Она сказала тогда, во время встречи: «Виноват этот чертов дом!» Но я сказал, что дело не в доме, а во мне. Я уже ничего не хотел… никаких отношений… я очень устал от нее. И не хотел слушать…

Бизнесмен побледнел и отвернулся:

— Спать хочется.

Я понимающе кивнула и поднялась, но тут Алексей с усилием сказал:

— Стойте.

— Что такое?

Молодой человек посмотрел на меня и отвел глаза:

— Нет, ничего…

— Вы что-то вспомнили?

— Нет. — Он закрыл глаза, давая мне понять, что больше ничего не скажет. Настаивать смысла не было.

— Отдыхайте. — Я придвинула стул на прежнее место у прикроватной тумбочки и вышла из палаты, тихонько притворив за собой дверь, после чего нашла его лечащего врача — худенькую женщину с уставшими глазами — и попросила ее:

— Как только будут готовы результаты анализов Алексея Южного, позвоните, пожалуйста, следователю Морошину. Вот номер. — Я быстро выдернула лист из записной книжки, нацарапала плохо пишущей ручкой телефон Льва Марсовича и передала его медику.

— Мы не имеем права разглашать такие сведения без соответствующей санкции.

— Будет санкция. Просто позвоните и скажите, что результаты готовы. Это номер следователя, можете проверить. Информация о Южном очень важна для расследования. Я предупрежу следователя, чтобы он оформил запрос.

Свой номер я оставлять не стала — частным детективам врачебную тайну не разглашают. А насколько проще стала бы моя жизнь!

Выйдя на улицу, я достала из сумки телефон и набрала Морошина. Когда он ответил на звонок, я, не здороваясь, выпалила:

— Не знаю пока, куда я выруливаю со своими догадками, но точно знаю, где искать!

* * *

Таких высоких оград я, пожалуй, не встречала никогда. Она представляла собой сплошную стену из обожженного кирпича темно-багрового, почти черного цвета. Высота этого сооружения составляла больше двух метров. Разглядеть, что творится внутри периметра, не было ни единого шанса.

Я припарковала машину немного в стороне, спрятавшись за другим автомобилем, который, судя по пыли на лобовом стекле и сдувшимся шинам, стоял тут с лета. Вокруг виднелись частные владения, но построек было немного. К дому вела проселочная дорога с горбами и рытвинами. Она была немного выровнена в той части, что вела к дому, но, убегая дальше к другим строениям, видневшимся вдали, становилась совсем непролазной. В глубоких ямах и колдобинах, залитых дождем по самую кромку, отражалось серо-синее осеннее небо.

— Камер нет, — констатировал Морошин, отрываясь от бинокля. Он был очень серьезен.

— Теперь ты понимаешь, зачем Полине потребовалась веревочная лестница?

Лев Марсович отнесся к моим догадкам со всей свойственной ему сдержанностью и скептичностью.

— Ты уверена, что Южного отравили?

— Уверена. Правда, медики пока выясняют чем. Я дала твой номер его лечащему врачу, и она обещала тебе перезвонить.

— И ты уверена, что искать следы нужно в его доме?

— Да. Потому что только так все сходится. Полина пыталась предупредить своего бывшего молодого человека. Уверена, она встретилась с Южным не для того, чтобы убедить его вернуться. И она говорила о доме не как о причине их расставания. Она сказала Алексею: «Виноват этот чертов дом!»

— Как по мне, так говорила она именно о причине. Ты же упоминала, что они расстались из-за того, что Усольцева намеревалась переехать в дом своего парня?

— Да это не имеет отношения к делу! Ну, подумай сам. Она говорила, что речь идет о чем-то важном. К тому моменту молодые люди уже расстались и давно не виделись. И вдруг девушка просит парня о встрече чтобы… что? Чтобы напомнить ему об их отношениях? Попроситься обратно? Все, что свидетели говорят о Полине, противоречит этой ерунде. Эта девушка — умная, образованная, порядочная — никогда бы не стала вешаться бывшему на шею. У нее была гордость и достоинство. Неужели ты не понимаешь? Даже если она хотела вернуть отношения с Южным, такие девушки, как она, играют в более тонкие игры и никогда не действуют в лоб. Ты что, никогда не сталкивался с такими?

Морошин вдруг густо покраснел.

— Нет, — пробурчал он. Я подождала продолжения, но Лев Марсович ограничился этим лаконичным замечанием. Я наслаждалась его неожиданным смущением, но постаралась это скрыть и продолжила:

— Я считаю, что два отравления — это уже не случайность. Полина и Алексей были знакомы друг с другом, и оба подверглись одному способу воздействия с целью умерщвления. И господин Иртеньев прекрасно вписывается в эту картину в качестве подозреваемого номер один. Полину он устранил, потому что она знала его грязный секрет и могла уничтожить его репутацию. И скорее всего, узнала о том, что Иртеньев хочет отравить Алексея.

— А Южного-то ему зачем травить?

— Этого мы пока не знаем. Может, он тоже стал жертвой мошенничества со стороны «Огнецвета» и каким-то образом это выяснил?

— А если нет? — возразил Морошин. — Все притянуто за уши.

— Может быть. Но медлить нельзя. Алексей сказал, что первые головные боли начались еще летом. У многих веществ, вредных для человека, есть накопительный эффект. Может, его отравили, подсунув что-то в дом? Тогда это объясняет, зачем Полине потребовалась веревочная лестница. Возможно, она хотела найти свидетельство отравления. Алексей, как мы выяснили, и слушать ее не стал. В дом легальным способом ей было