Шрифт:
Закладка:
Это были девушки. Близняшки. Рыжие, белокожие и полностью обнажённые. Глаза их оказались закрыты, и складывалось ощущение, что они просто спят. Быть может, так оно и было — проверить я не мог. А ещё я не мог позволить, чтобы их убили. А Марта… Наверняка Ху ей всё расскажет, и она поймёт. И согласится с моим выбором.
Девушек уложили на алтарь — прямо на голый мрамор, которым тот был покрыт. И круг замкнулся. Чтобы разомкнуться, пропуская внутрь Этельверда. В таких же, как и у всех присутствующих белых одеждах.
Он прошёл в изголовье алтаря, осмотрел стол, кивнул и обернулся, оглядывая всех присутствующих. Отличить одного от другого он вряд ли мог — мы здесь сейчас были словно один размножившийся в двенадцати копиях человек со скрытым глубоким капюшоном лицом.
— Братья, — заговорил аббат, — сегодня тот день, когда благодаря воле Господа нашего свершится то, к чему мы шли столько лет. Сегодня он ниспошлёт на нас чудо, и мы станем свидетелями благости его и силы его.
Он замолчал, и все глубоко выдохнули. И я тоже, поняв, что всё это время стоял, затаив дыхание.
— Бессмертие — это дар, который не каждому даётся, — продолжил Этельверд тем самым «утренним» голосом, — и сегодня мы получим его.
Мы? То есть все здесь присутствующие думают, что ритуал проводится для каждого, а не только для аббата? Вот же сволочь! А если бы они знали, что его получит только он?
Я почувствовал, как сердце забилось, разгоняя по крови выплеснувшийся в неё адреналин, и хотел рвануться к нему, как увидел, что Этельверд взял в руки кувшин.
— Выпьем же этот напиток во славу Господа нашего! — произнёс он и сделал глоток, а после подал ближайшему к нему послушнику. Тот тоже сделал глоток и передал следующему.
Я был третьим и понял, что происходит, только когда мои ноги и руки онемели, не давая пошевелить даже пальцем. Значит, так… И вариантов у меня нет. Я не смогу помешать убийству, мне придётся смотреть…
Аббат забрал кувшин у последнего послушника, поставил его на стол и снова обернулся, оглядывая всех нас. Мы стояли, словно застывшие в белом мраморе статуи. Не шевелясь, почти не дыша.
Глядя на то, как Этельверд берёт в руки нож, я решил: пусть так. Пусть я сейчас не могу ничего сделать, но как только освобожусь, я решу проблему, и бессмертие не будет этому препятствием. А он взял со стола чашу, подошёл к одной из девушек, и сделал надрез вдоль её предплечья. Алые капли забрызгали его одеяния, но аббат не обратил на это никакого внимания. Он подставил чашу под руку так, чтобы кровь стекала в неё. После проделал то же самое с другой девушкой, заменив нож и взяв вторую чашу.
Когда обе чаши наполнились, он поставил их в изголовье одной из девушек и что-то зашептал над ними. Слов я не слышал, но был уверен, что они те самые, о которых было написано в тетради. Правильные.
Закончив, он взял третью — бóльшую — чашу и перелил заговорённую кровь в неё. Макнул в красное палец, провёл им по губам, а после поднял и выпил… И свалился на пол перед алтарём…
Я почувствовал, как артефакт на моей груди раскаляется, превращаясь в источник невыносимого жара, и почти вживую услышал стучащее в голове набатом: «И висел на его груди камень. И поклонялись все ему. И жила душа в нём, как в саду Господнем…»
Глава тринадцатая
Время неизвестно. Место неизвестно
— Здравствуй, Марта! — раздался голос, и она открыла глаза. Вокруг было белое ничто, и казалось непонятным, как получалось просто лежать, когда под тобой пусто.
— Здравствуйте! — ответила Марта, даже не пытаясь подняться или хотя бы сесть.
— Ты знаешь, почему здесь?
— Нет.
— А если подумать?
— Из-за Саши? Вы знаете, где он?
— Можно сказать и так. Ответь, почему ты ему помогаешь?
— Я…
Марта замолчала. Так странно, её сейчас спросили о том, что она никому, кроме него не говорила. Да и то только один раз, тогда, в той ненастоящей вселенной. Просто не могла, хотя и знала, что это так.
— Я люблю его, — произнесла Марта. — Просто люблю…
2018 год. Июль. Нежнин
— Марта Андреевна! Марта! Лиля!
Марта почувствовала, что её хлопают по щекам, и снова открыла глаза. Она, вытянувшись в полный рост, лежала на полу, а над ней склонился Роман Ринатович.
— Всё… нормально, — произнесла она и попыталась подняться.
— Лежите, у вас, похоже, тепловой удар. Лиля!
Секретарь декана уже вбегала в кабинет в сопровождении их штатного фельдшера Дины Степановны — немаленькой женщины в возрасте, которой давно пора было на пенсию, но домашние дела не радовали так, как возможность находиться рядом с людьми.
— Отойдите, дайте ей дышать, — тут же отогнала она Романа Ринатовича, вставая рядом с Мартой на колени, — лучше придумайте что-нибудь под голову положить. Говорила я, что надо все системы кондиционирования проверить, нет, кто меня когда слушает? — Ворчала фельдшер, наматывая на руку Марты манжету тонометра. — Голова кружится?
— Вроде нет. — Марта попыталась пошевелить той, но фельдшер её остановила.
— Не шевелись пока. И молчи. — Она внимательно смотрела, как стрелка тонометра, дергаясь, ползёт к нулю, а после позволила декану подсунуть под голову Марты свёрнутый в рулон пиджак. — Так, сейчас ещё глазки посмотрим. — Вынув из кармана маленький фонарик, фельдшер посветила им в один глаз Марты, затем в другой.
— Ну что? Как? Может, скорую вызвать? Может, больничный? Отпуск? — хором начали задавать вопросы Роман Ринатович и Лиля, как только фельдшер поднялась.
— Нормально, но нужно бы для начала ко мне, — ответила она разом на все.
* * *
Игорь спешил. Он предполагал, что Роман, о котором говорили Олег и Шляпа, вполне может что-то сделать с Мартой, и не хотел, чтобы это произошло. Что именно — думать он не хотел, потому что в голову приходили только самые мрачные варианты. Но такси ехало медленно, и пришлось пару раз пообещать водителю заплатить сверх указанной в приложении суммы — лично, если он чуть повысит скорость.
Задержали ещё
