Шрифт:
Закладка:
В описи кроватей Людовика XIV насчитывается примерно двадцать пять различных конструкций. Королевская кладовая в Версале вмещала по меньшей мере четыреста кроватей, многие из которых получили названия по украшавшим их гобеленам. Одна из них, под названием «Триумф Венеры», стала воплощением таланта создателя гобеленов Симона Делобеля, который посвятил ей двенадцать лет работы. Король регулярно дарил кровати своим отпрыскам, а одну – даже своему врачу. Говорят, он попросил вместо привычных в то время эротических росписей на внутренней стороне балдахина установить зеркала – для воодушевления самых сдержанных из своих гостей. Когда один энергичный любовник в одной из таких постелей случайно разбил зеркало, которое, обрушившись, едва не убило его, королевский эксперимент тотчас завершился.
Вслед за вкусами Людовика и веяниями моды украшения кроватей, их золочение неизбежно становились все более изощренными. В конце концов король запретил чиновникам, нотариусам, адвокатам, купцам, мастерам-ремесленникам и их женам владеть любой позолоченной мебелью, в том числе и кроватями, украшенными золотом или серебром. Наказания включали штрафы и даже конфискацию предмета запретной роскоши, но, похоже, никто впоследствии это правило не соблюдал.
Как и многие королевские особы до него, Людовик XIV постоянно находился на публике. Его жизнь напоминала жизнь египетских фараонов, каждый мельчайший аспект повседневности которых был регламентирован и организован. Греческий историк Диодор Сицилийский писал о фараоне I века до н. э., что у него было предустановленное время даже для сна с женой{144}. Примерно так же дела обстояли и у Людовика, который держал свой двор в своей спальне в Версале на протяжении всего правления, а оно было долгим. Ритуалы его утренних подъемов и вечерних отходов ко сну были неотъемлемой частью государственного регламента. «Даже находясь за тысячу километров отсюда, если у вас был дворцовый календарь и часы, вы могли точно сказать, что он [король] делает в данный момент», – писал крестник Людовика, злоязычный герцог Сен-Симон{145}. День короля и всего двора подчинялся строгому распорядку, что позволяло его чиновникам планировать свои дни соответственно. Не вставая с постели, Людовик принимал решения, издавал указы и назначал аудиенции всем привилегированным счастливцам, которые имели доступ к его полубожественной персоне, – среди них были не только придворные и многочисленные члены семьи, но и, к ужасу Сен-Симона, его незаконнорожденные потомки.
Пробуждения и отходы ко сну «короля-солнца» были так же предсказуемы, как и движение самого светила, и он даже перестроил свою спальню таким образом, чтобы встречать первые лучи нового дня. Его официальное пробуждение – с участием главного камердинера – совершалось около 8:30 утра, даже если он просыпался задолго до этого момента.
Кровать короля Людовика XIV в Версале[44]
Сначала его посещали королевский врач и хирург, а затем по расписанию собирались самые близкие, включая его давнюю няню, которая неизменно его целовала. В присутствии этих немногочисленных людей короля мыли, причесывали и брили (через день). Офицеры, отвечавшие за его покои и гардеробные, находились при короле неотлучно, пока он одевался и ел утренний суп. Во время торжественной церемонии утреннего подъема занавеси на кровати раздвигались, за чем наблюдали главный камергер, избранные королевские слуги и важные придворные, которые платили за честь находиться здесь. Они следили за происходящим из-за позолоченной балюстрады, отделявшей кровать от остальной спальни. Это был момент, когда удостоенные могли почтительно перемолвиться с монархом парой слов, – символический момент доступности и близости.
Утро шло своим чередом, и в спальне становилось все многолюднее. К тому времени, когда король надевал чулки и башмаки, среди зрителей уже были организаторы его массовых зрелищ, министры и секретари. В пятой сцене этой пьесы в зал впервые допускали женщин, а затем – законных и незаконнорожденных детей короля с их супругами. В помещение могло набиться до сотни человек.
Тем временем в Зеркальном зале рядом с королевскими покоями выстраивалась процессия. В десять часов утра Людовик в сопровождении придворных пересекал парадные покои. Толпа часто теснилась вокруг него, подсовывая листки бумаги или добиваясь возможности замолвить государю словечко. Через полчаса он уже присутствовал на мессе в Королевской часовне. К одиннадцати возвращался в свои апартаменты, где занимался правительственными делами, подготовленными пятью или шестью его министрами. В 13:00 монарх в одиночестве обедал в своей спальне за столом, поставленным у окна. Теоретически это была одиночная трапеза, но он неизменно приглашал кого-то из придворных посмотреть, как он ест. В два часа король объявлял о своих планах на следующий день, а затем отправлялся на прогулку пешком или в экипаже или занимался любимыми видами спорта – охотой в парке или верховой ездой в ближайшем лесу. К шести пополудни он возвращался. Последующие часы были посвящены вечернему собранию и развлечениям, а также официальным бумагам. К десяти вечера он уже был в зале перед спальней, куда втискивалась толпа желающих посмотреть, как он вкушает свой грандиозный ужин в окружении членов королевской семьи. Затем король удалялся в личные покои, чтобы более свободно поговорить с близкими друзьями и семьей. В 11:30 начиналась церемония отхода монарха ко сну – противоположность утреннему ритуалу. «Король-солнце» в конце дня символически «клонился к закату». Он умер в своей спальне после 72-летнего царствования. Версальский дворец стал воплощением абсолютной монархии – власти Людовика XIV как безграничной, непогрешимой, главной силы королевства. Даже регулярные сады с их безупречно строгим геометрическим дизайном и ухоженностью говорили о его могуществе. Королевская спальня располагалась на верхнем этаже дворца, в восточной части огромного здания. Это была самая важная комната во дворце, место, где вставал и отходил ко сну «король-солнце» и откуда его решения и указы распространяли этот свет по всей Франции.
Постели как залы заседаний
Преемник «короля-солнца», Людовик XV, имел только одну кровать и упразднил большую часть церемоний, проходивших в спальне его прадеда. Английский историк искусства и политик Гарольд Уолпол, который был представлен ко двору Людовика XV в 1765 году, сообщал, что его ввели в королевскую спальню, когда король надевал рубашку. По его наблюдениям, монарх «добродушно беседует с немногими, сердито смотрит на незнакомцев, ходит к мессе, обедает и охотится». Королева находилась в той же комнате, за туалетным столиком, в окружении «двух или трех пожилых дам»{146}.
Парадная спальня Людовика XV была величественной, но непрактичной для человека, который дорожил своим уединением. В 1738 году он построил новую комнату, которая была меньше и легче обогревалась, так как выходила на юг. Кровать стояла в алькове, что было характерной чертой изысканных спален: говорят, эта традиция возникла в Испании. Отделенный от комнаты балюстрадой, часто с колоннами, альков по существу был комнатой внутри комнаты. В алькове Людовика находились сиденья, позволяющие использовать это помещение для небольших приемов. Столетие спустя альковы стали меньше, уединеннее и служили более приватным нуждам.
Любимой фавориткой короля была маркиза де Помпадур, которая с 1745 по 1751 год жила в четырехкомнатных апартаментах в центральной части дворца. Луи мог войти в ее спальню из своих личных покоев. Более поздняя любовница, графиня Дюбарри, занимала еще одну роскошную квартиру, в спальню которой можно было попасть по потайной лестнице.
Королевская опочивальня к этому времени стала местом официальных встреч, где постели редко использовались для сна, а страстный секс случался еще реже, если вообще бывал. Скорее, спальню короля можно описать как некий условный зал заседаний,
