Шрифт:
Закладка:
На трибуну поднялся ректор Иштван Рене, лет пятидесяти, маленького роста и мелкими чертами лица. Его внимательно слушали только первые минуты, но потом шепоток, и неуемная энергия молодой крови, которая жаждет веселья стала невзначай заглушать его речь. Он не пытался наводить порядок, радуясь возможности сбросить с себя бремя произносить никому не интересные слова. Поздравив всех с Рождеством, с готовностью покинул трибуну и вернулся к своему столику. Он был с супругой
Вот теперь оркестр громче заиграл, так полюбившуюся в Западной Европе музыку Имре Кальмана из оперетты «Веселая вдова». Имре Кальман был родом из Венгрии и являлся гордостью всех представителей Венгерского королевства, но, сам уже давно проживал в Австрии. Началось еще большее оживление. Всех закружило в танце, вихре волнующих вибраций и любопытством, какая красавица скрывается под маской сказочного персонажа. Женщин было в два раза меньше, чем представителей мужского пола. Многие пригласили сюда своих возлюбленных, не имеющих никакого отношения к этому учреждению. И от проносившегося мимо ветерка, создаваемого шуршащими платьями, свечи весело мигали своими огоньками, направляя пламя то в одну сторону, то в другую, а воздух наполнялся ароматами живых еловых веток.
Анни и Хелен танцевали и танцевали. На всем своем курсе они были единственными представителями женского пола. И хотел бы, не заскучаешь. В прорези своей маски она бросала быстрые взгляды на чету баронессы и князя и быстро отводила глаза, не желая ни малейшими движениями выдавать себя. Столики расставили для студентов вдоль окон, чтобы середину зала предоставить для танцев. В перерывах между музыкальными произведениями, она выпивала бокал шампанского, и тут же снова клала руки на плечи кавалеру, и они уносились под музыку в центр, а потом по кругу. Игн, на правах друга, ими не занимался. Его они видели изредка, не успевая даже передохнуть. От выпитого шампанского настроение парило и словно подымалось вверх, унося все мысли из головы, опустошая закоулки сознания и оседая усталостью в ногах. Курить выходили в фойе или на улицу. Она кокетничала со всеми и никому ничего не обещала. Рассматривая украдкой баронессу, оживленно беседующую за своим столиком с ректором, она старалась найти в ней как можно больше изъянов. В ней просыпалась женщина. И чувство глупой, неоправданной ревности никак не подавлялось выпитым шампанским. Она завидовала этой женщине, но одновременно и сочувствовала. У неё были права, на любимого ею мужчину, она сидела с ним рядом, она его слушала, она ему улыбалась. А вечером они вместе придут домой, у неё есть право раздеться перед ним, дотронуться до него, обнять. Они вместе лягут в одну постель. Он называет её по имени, у них так все привычно и по-родственному. Ей так хотелось быть на её месте! А сочувствовала, ПОТОМУ ЧТО САМАЯ БОЛЬШАЯ СИЛА БЫЛА НА СТОРОНЕ девушки: молодость и красота. Анни знала о своей красоте. Когда это говорят все вокруг, когда ты постоянно ловишь на себе восхищенные взгляды! И такой взгляд она видела у Артура Войцеховского, ведь она не могла ошибиться, да… он же не любит свою супругу! И это удивляло и радовало одновременно! Но признавала вкус баронессы. Платье обтягивало все еще гибкую, стройную её фигуру, и осанка у неё была королевской. Анни так не могла. В ней не было такого высокого благородства. Она была просто живая и хрупкая, тонкая, легкая девочка. В той женщине чувствовалась стать, уверенность в себе, тихая гармония внутри и отрешенность от этого мира, как будто она существовала с его страстями, уже в не его. Плавность и отточенность, не торопливость движений, добрый и гордый взгляд. Эту женщину было за что любить и уважать. И неосознанное уважение возникало внутри Анни к ней, еще не будучи даже с ней знакомой.
Когда Игн в паузе между танцами подошел в Анни, она воспользовалась этим моментом, чтобы передохнуть и перевести дух. Схватив его под локоть, она потянула его прочь из зала. Они подошли к окну.
— Ну ты матушка — без остановки. — улыбался он.
Анни в наряде злой феи, с длинным плащом, подбитым снизу черно-синим атласом и с высокой, остроносой шляпой никто не узнавал, кроме самых близких друзей. По губам. Только у неё одной были такие нежные, капризные губки. Они очень быстро запоминались, также как и глаза, если их хоть раз увидел. Все на курсе, и даже преподаватели, оказывали ей знаки внимания. Но, ей это только мешало. Она избегала всего этого разными способами. Где-то жестко останавливала попытки сблизиться,