Для этого нужно было кончать медицинское училище? Екатерина Мирославовна, вдумайтесь, что вы говорите.

— Чего вы пристали к человеку? — вмешалась Норейко.

Наталья поняла, что продолжать этот разговор бесполезно. Во всяком случае — здесь.

— Екатерина Мирославовна, прошу вас зайти ко мне.

— Сейчас?

— Да.

Медсестра поглядывала на Норейко, колебалась. Но и не подчиниться главному врачу тоже нельзя. Ну что ж, она пойдет, но пусть Инна Кузьминична видит, что делается это только по принуждению.

В своем служебном кабинете Наталья положила амбулаторную карту на стол и предложила медсестре сесть напротив. Силилась поймать ее ускользающий взгляд и размышляла. Екатерина Мирославовна всегда заодно с Норейко. Почему? Схожесть судьбы: обе одиноки? Но у Екатерины Мирославовны сын в пятом классе, да и старше она Инны Кузьминичны лет на десять. Говорят, она чуть ли не в домработницах у Норейко: стирает, моет полы, убирает квартиру. Еще одно «почему»?

— Так что ж, Екатерина Мирославовна, был пьяным этот, как его… Наталья заглянула в амбулаторную карту, — Пашук Николай Иванович или не был?

— Не знаю, Наталья Николаевна.

— Что значит «не знаю»?

— Поймите меня правильно…

Наталья мысленно повторила: «Поймите меня правильно». Казалось бы, ну чего проще: живи по совести, не юли, не подлаживайся. Нет же, не хватает у нас то ли мужества, то ли просто порядочности. Другой раз не решаемся сказать правду, боимся, как бы нас не осудили, как бы кто-то не посмотрел на нас косо. «Поймите меня правильно». Поступаем неправильно и хотим, чтобы поняли нас правильно. Какая-то белиберда, вздор, бессмыслица.

— Екатерина Мирославовна, ну подумайте сами, до чего мы дойдем, если на каждом шагу будем обманывать друг друга. То спрятали амбулаторную карту, то хотите утаить, что Пашук был пьян. У вас растет сын. Вы, как всякая мать, хотите, чтобы он был хорошим, честным мальчиком. А сами?.. Он же впитывает в себя все это, как губка.

— Я ничего не знаю, Наталья Николаевна, — упорно твердила медсестра.

— Но вы хоть можете подтвердить, что Пашук отказался от проверки на опьянение?

— Нет, не могу. Не помню.

— Чем вас так запугала Инна Кузьминична?

— Ничем она меня не запугивала.

Словом, разговора не получилось.

— Идите на прием, — отпустила Екатерину Мирославовну Наталья.

Беды хоронятся по темным углам. Честно говоря, Наталья не верила в угрозы Пашука. Но просчиталась: у пьяных своя логика. Когда в тот же вечер она темной улицей возвращалась домой, за мостом перед нею вдруг как из-под земли выросла темная фигура.

— Вот мы и встретились. Не ожидала, милашка? — Пашук (а это был он), угрожающе расставив руки, медленно приближался к Наталье. От него теперь уже сильно разило самогонным перегаром.

— Не смейте! — крикнула Наталья. — Я позову на помощь людей.

— Зови, зови! Если успеешь… — Пашук стремительно метнулся вперед, обеими руками схватил ее за ворот, рванул на себя… Если бы не это неожиданное для пьяного проворство, Наталья, возможно, сумела бы убежать. Теперь же оставалось одно: защитить от обрушившихся на нее ударов хотя бы голову. Она не кричала, не звала на помощь. Почему? Скорее всего не хотела унижаться перед этим подонком, этим взбесившимся животным. Тихонько постанывала да, кажется, ругалась сквозь зубы.

В последнем, на секунду, проблеске сознания Наталья отметила, что возле нее остановилась легковая машина…

Павел Павлович Линько приехал в Поречье на милицейском «уазике» вместе со старшим уполномоченным капитаном милиции Червяковым. Первым делом осмотрел Наталью Николаевну. У нее были большие кровоподтеки по всему телу, рвано-ушибленная рана бедра и вдобавок — перелом двух ребер. Глубокий шок мог объясняться черепной травмой.

Прежде чем приступить к обработке раны, Линько вышел в переднюю приемного покоя. Там в молчаливом ожидании сидели на застланной белой клеенкой кушетке Инна Кузьминична Норейко и директор здешнего совхоза Заневский. У окна стоял капитан Червяков.

— Как это случилось?

Видно, по тому, как был задан вопрос, Червяков понял, что жизнь потерпевшей вне опасности, и с легкой иронией усмехнулся: «Ну-ну, давай, веди дознание».

Заневский, волнуясь, с заиканием на букве «п», заговорил:

— Хотел машину п-поставить в гараж. Еду… П-поздно уже, темно. У мостика там п-поворот. Осветилась обочина. Вижу: кто-то лежит. П-подбегаю, а это она, Наталья Николаевна, Наташка… Я ее на заднее сиденье и сюда. Думал, машина какая-нибудь сбила. Да не похоже…

— Это Пашук! — уверенно сказала Норейко. — Пьяница он. Недавно вернулся из заключения. Наталья Николаевна отобрала у него больничный лист…

— Отобрала? — оживился капитан Червяков. — Это уже интересно. Вы, Пал Палыч, можете заниматься своим делом, а я пока возьму у товарищей показания. Итак, насколько я понимаю, вы выдали этому Пашуку больничный лист, а Наталья Николаевна отобрала?

— Да…

«Черт знает что, — ругался про себя Линько, промывая рану на бедре Натальи Николаевны и прикидывая, не следует ли наложить шов. — Другие всю жизнь проживут — веточка не шелохнется. А этой больше всех нужно. И года не проработала, а в таких передрягах успела побывать».

Невольно обратил внимание на помогавшую ему медсестру. Что его привлекло? Лицо как лицо. Ну разве что эти наплывающие на глаза веки да картофелиной посаженный нос. И еще — взгляд. Не на собеседника, а куда-то в сторону. Мол, вы тут себе что хотите, а мое дело — сторона.

И все же он решился заговорить:

— Вы… простите, забыл, как вас?

— Екатерина Мирославовна.

— Да-да… Вы же были на приеме вместе с Инной Кузьминичной. И что, ничего не заметили?

— А что мне замечать? Ну, Пашук буянил. Требовал больничный лист на неделю. А Инна Кузьминична дала только на три дня.

— И все?

— Все.

— Спасибо. Я тут сам закончу. — Ему уже в тягость было видеть эту недалекую или прикидывающуюся в своих интересах ограниченной медсестру.

Когда Наталью Николаевну перенесли в кабинет главврача, где для нее была приготовлена койка, он подошел к Норейко:

— Итак, почему Наталья Николаевна отобрала у Пашука больничный?

— Ей показалось, что он был пьян.

— Показалось? А в амбулаторной карте ясно записано, что Пашук категорически воспротивился пройти проверку на алкогольное опьянение. С чего бы это?

— А я почем знаю? Не думаете ли вы, что я выдала больничный пьяному? Да я…

Видя, что она готова разразиться гневной тирадой, капитан Червяков пришел Пал Палычу на помощь:

— Как вы полагаете: не приобщить ли нам к делу этот больничный лист?

Подействовало. Норейко сникла, лишь негромко пробормотала:

— Это у вас запросто. Особенно если человек не может за себя постоять…

Шторм, так и не войдя в силу, затихал в отдалении.

Светало. Норейко ушла домой. Капитан Червяков, складывая в планшет листки протокола, сказал:

— Спать уже все равно не придется.