Шрифт:
Закладка:
Перед войной пик его политической активности приходится на 1912 г. В начале февраля в связи с подготовкой выборов в IV Думу состоялся очередной съезд старообрядцев. Избранный председателем, Рябушинский заявил на нем, что старообрядцы должны отдать свои голоса за тех, кто обязуется защищать их права и придерживаться принципов веротерпимости. Присутствовавший на заседании полицейский агент доносил, что если ранее старообрядцы отдавали свои голоса октябристам, то теперь «старообрядческая масса сильно подалась влево»{344}.
Отражением «левой» реакции на октябризм стало создание беспартийно-прогрессивной группы, ядро которой в Москве составляли близкие к Рябушинскому предприниматели. На конференции 17 марта к объединению для предстоящей избирательной кампании примкнули Павел и Владимир Рябушинские, А. И. Коновалов, С. II. Третьяков, С. И. Четвериков, А. С. Вишняков и др. Сам Рябушинский на страницах своей газеты отмечал, что группа может превратиться и в партию, ядром которой станет купечество, которое представляет собой «в такой мере развитую экономическую силу, что не только может, но и должно обладать соответствующим политическим влиянием»{345}.
Особый отклик вызвала речь Павла Рябушинского на обеде 4 апреля 1912 г., данном Г. А. Крестовниковым в честь посетившего первопрестольную В. Н. Коковцова. Посетовав, что промышленники из-за избирательного закона не могут попасть в Думу «в должном количестве», старшина Биржевого комитета призвал главу правительства позаботиться о развитии торговли и промышленности, не делать уступок крупным аграриям и обеспечить промышленности «простор, устранение излишнего формализма, снятие разных рогаток с путей жизни». Совершенно обескуражил присутствовавших оратор в конце речи, подняв тост «не за правительство, а за русский народ!»{346}.
Речь вызвала раздражение в октябристских кругах. «Павел Рябушинский? Да это такой подлец и мерзавец, каких свет не родил! — горячился в частной беседе И. И. Гучков, московский городской голова и брат А. И. Гучкова. — В таком доме, в интимном кружке, куда его допустили, позволяет себе поучать председателя Совета министров?! Недаром про Рябушинского Коковцов еще раньше говорил в Петербурге: «Подмигивают все и кокетничают с революцией? Московских купцов мало жгли в 1905 году, что они еще не образумились. Вот дворяне — другое дело. Им въехали порядочно, а потому они протрезвились»{347}. Противоположную оценку выступлению «невразумленного» промышленника давали его единомышленники. «Сейчас прочел Ваше обращение к Владимиру Николаевичу (Коковцову. — 10. П.), — писал Ю. П. Гужон 6 апреля 1912 г. — Вы один говорили дело, говорили с общегосударственной точки зрения, а не как торгаш и промышленник… Уверен, что Ваш пример вызовет последователей. Давно пора»{348}.
В обстановке предвыборной борьбы Рябушинский впервые, пожалуй, начинает рассматриваться как крупная политическая фигура. «Все больше становится популярен и приобретает шансы известный миллионер П. П. Рябушинский, — отмечалось в справке Департамента полиции. — … Он будит большую тревогу в октябристских кругах, преданных Гучкову». В конце мая начальник Московского охранного отделения сообщал в Петербург, что от прогрессистов в IV Думу по Москве есть три кандидата — А. С. Вишняков, П. П. Рябушинский и Д. Н. Шипов. «Как кажется, более всего шансов у Рябушинского. На избирательную кампанию нужны деньги, а у него и свое состояние колоссальное, и старообрядческими капиталами он может распоряжаться сравнительно свободно и, кажется, заражен таким тщеславием, какое во время агитационной борьбы дает десятки и даже сотни тысяч рублей. Наконец, в его распоряжении газета. Но надо твердо помнить, что Рябушинский более радикален, чем самые левые кадеты»{349}.
Тщеславие или, точнее, честолюбие, было, несомненно, одной из главных характеристик Рябушинского как политического деятеля. Вместе с тем один из лидеров прогрессизма понимал, что открытое соперничество с Гучковым он может и не выдержать — слишком велик еще был ореол популярности вокруг лидера октябристов. К тому же слишком резкие выражения Рябушинского вызывали панику в умеренной предпринимательской среде. Департамент полиции имел основания полагать, что «популярность его не настолько велика, чтобы он мог конкурировать с А. И. Гучковым. Рябушинского не любят даже в собственной торгово-промышленной среде, называя крикуном и выскочкой»{350}.
Накануне выборов имя Павла Рябушинского еще раз прогремело в связи с празднованием столетия фирмы его сподвижника по общественной деятельности А. И. Коновалова. На банкете в московском ресторане «Эрмитаж» в начале сентября 1912 г. он произнес очередную речь, которая, по отзыву всеведущего Департамента полиции, «сводилась к прославлению купечества и унижению дворянства». Развивая свою любимую тему, он называл предателями тех представителей купечества, кто выдавал своих дочерей замуж за дворян и тем поддерживал хиреющее сословие.
«Речь эта, — доносил полицейский агент, — на банкете была принята восторженно. Лозунг «борьбы с дворянством» может обеспечить некоторый успех Рябушинского в демократических (беспартийных) кругах Москвы в случае, если бы он (о чем также говорят) выдвинул свою кандидатуру»{351}.
В конечном счете миллионер-дворяноборец все же воздержался от активного участия в выборах. От Москвы по 1-й курии в новую Думу был избран М. В. Челноков — общий кандидат прогрессистов и кадетов. Но главная цель — «повалить Гучкова» — была тем не менее достигнута, лидер октябристов в Москве не прошел. Накануне в Петербурге состоялся съезд прогрессивно настроенных либералов, созванный «с целью содействовать сплочению прогрессистов для общей борьбы с реакцией на выборах в IV Думу». Присутствовавшие на нем Павел и Владимир Рябушинские были избраны в состав Московского отделения созданного Центрального комитета прогрессистов. Главным условием и одновременно целью своей деятельности прогрессисты считали «утверждение конституционно-монархического строя с политической ответственностью министров перед народным представительством»{352}.
В конце того же богатого на события 1912 г. Рябушинский сделал очередной шаг в своей общественной карьере. В связи с избранием в Думу А. И. Коновалова, баллотировавшегося от Костромской губ., тот оставил пост заместителя председателя Московского Биржевого комитета. Коновалов по болезни с 1910 г. фактически не участвовал в работе комитета, и его место неофициально занимал Рябушинский. В декабре 1912 г. он уже официально занял положение правой, точнее — «левой» руки Крестовникова, представительствуя от имени «московского именитого купечества»{353}.
В политической области деятельность Рябушинского тесным образом связана с прогрессизмом. В январе 1913 г. он избирается председателем Московского комитета прогрессистов, который призван был подвести базу под деятельность думской фракции. Однако вне Думы прогрессисты не пользовались сколько-нибудь заметным влиянием. Отставка Коковцова в начале 1914 г. и реакционный курс нового кабинета И. Л. Горемыкина побудили Рябушинского и Коновалова активизировать свою деятельность. 3–4 марта на квартирах обоих промышленников состоялись совещания представителей прогрессистов, кадетов, левых октябристов, социал-демократов (большевиков и меньшевиков) и эсеров. Коновалов предложил создать «объединенную оппозицию» с целью заставить правительство пойти на уступки. «Правительство, — пояснял он, — обнаглело до последней
