раз подтверждает, что убитый не Эрнест Шмелев. Более того, Эрнест Шмелев убил этого человека. Потом попутно отправил в мир иной старика Хельма и скрылся. Еще посмею допустить, что убитый чем-то похож на Эрнеста Шмелева, чем и объясняется то, что старик Шмелев опознал в нем своего сына.

– И вот он самый главный вопрос, шеф. Откуда он взялся? Не это ли вы хотите спросить?

– Это, Катрин. И знаю, что вы ответите.

– И что же, шеф?

– Что это человек, связанный с Кузьмой Спицыным. Только где тогда сам Кузьма? Не хотите же вы сказать, что этот человек один был отправлен сюда Кузьмой.

– Нет, не хочу. Но соглашусь, что он стал жертвой Эрнеста Шмелева, не пожелавшего ни с кем делить мифическое сокровище.

Макс поставил на столик две чашки кофе. Прикурил сигарету и поднес зажигалку помощнице. Сел на диванчик, выпустил облачко дыма и сказал:

– Кстати, хотелось бы также знать, куда делся Эрнест Шмелев. Согласно нашей версии он убил двух человек и теперь совсем небезопасен для общества.

Катрин молчала. Она уже не до конца понимала, важно ли это – отыскать Эрнеста Шмелева или Кузьму Спицына. Кому это вообще нужно? Инспектор Брунс уже решил свою задачу. Перед сыщиком Вундерлихом вообще никто не ставил никаких задач. Точнее, та задача, которая была поставлена изначально, решена без всякого его участия. Но он уже придумал для себя новую. И будет рыть землю носом, пока не "упадет в изнеможении" или не провозгласит окончательную победу. Он просто уже не может, чтобы не докопаться до истины. Теперь у сыщика есть придуманное для самого себя объяснение, почему он продолжает копаться в этой старой истории из 45-го. И ему уже совершенно неважно, кем финансируется расследование и финансируется ли вообще. А что же она? Она у него просто проходит практику. И должна помогать в решении практических же вопросов. И никакой философии в отношении целесообразности тех или иных действий. Всякое действие целесообразно, если приближает к разоблачению преступника. Катрин взяла со стола чашку и сделала глоток. Выпустила тоненькую струйку дыма. Сказала:

– Думаю, он покинул Германию.

Макс вздрогнул от неожиданности. Версия показалась ему более чем неправдоподобной. Шальными глазами сыщик посмотрел на помощницу.

– Почему вы так думаете, фрау Бергер? Мог ли наркоман прийти к такой идее?

– В том-то и дело, что наркоман. От них можно ожидать что угодно.

Макс вскочил и быстро заходил по комнате. Помощница тревожно смотрела на шефа. Она впервые видела его в состоянии эмоционального возбуждения, но ни словом, ни жестом не отреагировала на новую для нее ситуацию. Макс, наконец, остановился, в упор взглянул на Катрин и сказал:

– И что же, фрау Бергер, только на основании того, что фигурант наркоман, вы выдвигаете столь необычную версию?

– Не только, шеф. Я взяла в расчет следующие факты…

– Какие же? – нетерпеливо спросил Макс.

– Факт первый – при убитом не оказалось никаких документов. А если он прибыл из другого государства, то ни на минуту не расстанется со своим хотя бы паспортом. Ведь в чужой стране документ может понадобиться ему в любой момент. Паспорт забрал наш наркоман, обнаружил, что убитый русский и даже чем-то похож на него. Факт второй – наш наркоман убивает двух человек и теперь решает, что исчезнуть из страны под чужим именем – лучшее, что можно придумать в его ситуации, – помощница задумалась, сделала очередную затяжку и, выпустив дым, продолжила. – Ну и, наконец, факт третий – Эрнест Шмелев действительно наркоман, что, безусловно, способствует принятию необычного решения.

Макс молчал. Версия помощницы звучит убедительно. По меньшей мере, является оригинальной. Другой сейчас все равно нет. Конечно, все требует проверки. Сыщик одобрительно посмотрел на помощницу и сказал:

– А что, Катрин, не так уж плохо. Вашу версию надо прокачать, – потом Макс помолчал и очень осторожно сказал. – А как же наши драгоценности? Неужели отказался от идеи? Или просто ничего не нашел? Тогда зачем убил человека?

– Вопрос "зачем" не самый продуманный, когда речь идет о представителе данной социальной категории. Разве мы можем знать, какую блажь родил в тот момент его воспаленный рассудок? А насчет мифической коллекции… вполне возможно, что кое-что прихватил с собой.

Макс поспешил вставить:

– Если коллекция реально существует.

– Безусловно, шеф.

Сыщик снова взволнованно заходил по комнате. Расследование пришло в точку, из которой исходили как минимум два направления последующего розыска. Можно было устанавливать реальность существования коллекции или попробовать пройти по следу убийцы. Какая ветвь имеет приоритет перед другой? Макс решил узнать мнение помощницы. Она недолго морщила лоб и сказала:

– Знаете, шеф, для нас одинаково важно и то, и другое, чего не скажешь о других заинтересованных сторонах.

– Кого вы имеете в виду, Катрин?

– Во-первых, инспектора Брунса. Думаю, он сомневается в собственной версии. Он очень не хотел бы ошибочно похоронить жертву, найденную в доме Адамсов, под именем Эрнеста Шмелева.

– Согласен. А что во-вторых?

– Во-вторых, старик Шмелев в первую очередь хотел бы знать, его ли это сын.

Макс улыбнулся.

– Вот и получается, что обе "заинтересованные стороны" заинтересованы в одном и том же. Так что пойдем по следу убийцы.

Помощница обрадованно кивнула.

– Замечательно, шеф, что мое мнение совпало с вашим. Правда, не представляю, где можно взять этот след.

– Все очень просто, Катрин. Вы же сами решили, что убийца покинул Германию. В аэропорту Франкфурта и возьмем след.

Она вопросительно посмотрела на Макса, а он подумал, что еще слабо представляет, как будет это делать.

24

Инспектор Брунс осторожно прикрыл дверь кабинета старшего инспектора Мозера и неуверенной походкой двинулся по коридору, в конце которого находился его служебный кабинет. Лицо инспектора не было хмурым, каким обычно бывало после посещения непосредственного начальника, но и назвать лицо Брунса, например, веселым или радостным сейчас не решился бы ни один сотрудник полицейского участка, попадись он инспектору на пути к кабинету. Однако рабочий день уже полчаса как закончился и инспектор в полном одиночестве прошествовал до двери кабинета и благополучно за ней скрылся.

Брунс сел в поворотное кресло и задумался. Лицо инспектора продолжало сохранять все то же выражение крайней удивленности и растерянности, вызванной неожиданной похвалой со стороны начальника. Мозер так и сказал:

– Похвально, Брунс, похвально.

Брунс не сразу понял, за что ему такая честь, и спросил:

– О чем вы, господин старший инспектор?

– Ну как же? Разве не вы установили личность убитого в доме семьи Адамс?

– Я, господин старший инспектор, – ответил тогда Брунс.

Сейчас, вертясь в кресле – полоборота влево, потом столько же вправо, – инспектор