Он развернулся ко мне, печальный взгляд нашел мой.

— Но все же потерял. И отпущу. Это нормально и логично — делать любимого человека счастливым. Если твое счастье заключается в том, что ты перечислила, если ты не видишь его со мной, а с ним, то… Так тому и быть. Бессмысленно что-то доказывать, менять, шантажировать чувствами. Ты приняла решение, сделала выбор. Это хорошо. Кому-то из нас двоих и должно быть хорошо. Это лучше, чем если бы обоим было паршиво.

Он вновь отвернулся от меня к окну. Больше не произнес ни слова.

Не будет бороться… Отпускает… И я тоже должна, обязана отпустить его. Но, господи, как же велик соблазн сохранить хотя бы часть прежнего рядом, остаться с ним друзьями… И бесконечно пытать и себя, и его этим. Нет! Так нельзя. Хотя бы раз в жизни нужно поступить правильно.

«После этой ночи все будет иным. Между нами больше не будет дружбы», — сказал он мне тогда, когда в первый раз занялись любовью. Очерчивал границы, предупреждал, но я не слушала, мне очень хотелось его тепла, страсти, хотелось осуществить желание, сжигавшее изнутри.

Надо было остановиться в ту ночь.

Поднялась на непослушные, ставшие ватными ноги и, ощутив, как по щекам катятся беззвучные слезы, стерла их ладонью. Пошла в свою комнату, достала сумку и принялась собирать вещи.

Не планировала уходить сегодня. Вообще не планировала уход, если уж быть откровенной с самой собой. Думала: а вдруг Влад изменил бы решение, выдвинул бы неприемлемые условия, вдруг бы случилось какое-то чудо, появилось бы непреодолимое обстоятельство…

Ага, а по дворам заскакали бы радужные единороги. Я не в чертовой сказке! Нельзя жить как черепаха, вечно прячась в панцирь священного «а вдруг».

Этот разговор все переворошил и заставил открыть глаза, снять пленку эгоизма. Жестокий урок, жестокая правда. Но я справлюсь, а как же иначе.

— Куда ты пойдешь? — Романов, ополоснувший лицо водой (ко лбу прилипли влажные пряди, а белую футболку украсили потеки воды), шагнул на порог, прислонился плечом к косяку. Взгляд серых глаз пронзающий, ранящий.

— Куда-нибудь, — отозвалась, пряча среди своих футболок его любимую, со Спайдерменом, которую позаимствовала с неделю назад, выстирала, но так и не вернула. И не верну.

— Если тебе некуда пойти, то оставайся столько, сколько нужно.

— Лекс, — укоризненно взглянула ему в лицо, — оставаться сейчас рядом означает терзать нас обоих. Мне нужно уйти. Не уйду только в одном случае. Если ты заявишь, что через день справишься со своими чувствами и будешь полностью готов вернуться к дружбе.

Он красноречиво промолчал, а затем, отведя взгляд, ушел.

С другой стороны, имей он силы отказаться от меня как мужчина, я в любом случае не имею ни желания, ни решимости отказаться от него как женщина. Приложила бы все усилия подсознательно и сознательно, чтобы мы снова спали вместе. Дружба — бутафория. От нее давно ничего не было в наших с ним отношениях. Исчезло задолго до того, как оказались в одной постели.

Не следует рубить хвост по частям. А в нашем с ним случае вообще требуется coup de grâce — удар милосердия.

Меньше чем за тридцать минут сумка была собрана. За остальными вещами как-нибудь вернусь, или нет… Не важно. Вызвала такси. Потопталась в прихожей пару минут, ожидая, что он появится, скажет прощай, возможно, обнимет, коснется… Но не захотел.

Второй раз за несколько месяцев уходила с вещами, расставаясь с мужчиной, но впервые чувствовала: жизнь склеивается, а вот сердце полностью разбито.

Гораздо лучше, когда наоборот.

***

Снять номер в нормальной гостинице денег хватило, но только на сутки. Вечером, около семи, перестав переписываться с Артемом (его ужаснул наш с Лексом разрыв, посчитал, что нужно подставить дружеское плечо и загрузил меня массой информации о своем опыте расставаний), я набрала Дашу.

— Ну привет, счастливица! — В ее голосе звучало восхищение и радость. Но я-то знала, что эти эмоции — фасад, прикрывающий главное — зависть.

Так было и тогда, когда я охомутала Решетникова. Она сама призналась, что это чувство вполне здоровое для девушек нашего с ней образа жизни. Еще и стимулирует на дальнейшие достижения.

— А я все гадала: сама позвонишь похвастаться или дождешься, пока я тебя наберу. Королева, везучая ты сучка. Везучая и умелая. Горжусь тобой!

— Могла бы погладить тебя по головке и сказать, что в том и твоя заслуга, — сухо ответила Хвостовой, — но не стану. Чтобы заполучить Шикоренкова, использовала исключительно личные навыки, никаких твоих наработок.

— Ай молодца, — язвительно усмехнулась Дашка. — Бьешь не щадя, прямо в сердце. Вот тут моя школа.

— Твоя. Даш…

— М?

— У меня к тебе вопрос.

— Ну задавай, хватит ходить вокруг да около.

— Я могу пожить у тебя до понедельника?

Молчание.

— А что с твоей крышей? — поинтересовалась наконец.

— Я ушла от него.

В горле снова скопились горечь и слезы, сглотнула их, поскрябав ногтем ткань джинсов на коленке.

— А что так? Не смогла дотянуть до момента, когда Шикоренков тебе хату бы дал? — язвительно ввернула Хвостова.

Скрипнула зубами.

— Так могу я пожить у тебя? Буквально полтора суток.

— Приезжай, — объявила добродушно. — Адрес знаешь.

— Хорошо. Завтра утром жди. Около одиннадцати буду.

… Конечно, Хвостова вытянула из меня все подробности. За ночь в голове и душе немного уложилось произошедшее, трезвое мышление победило, подсказывая, что выбрала единственно верный путь и заслуживаю награды за то, что хватило на это ума, воли и сил.

Поэтому рассказ об успехе с Владом был кстати. Позволил ощутить триумф, правда с ноткой трагедии. Так, наверное, полководцы докладывают о выигранном сражении, в котором потеряли лучших из лучших солдат.

— Ох, бля, Марина! — восхитилась Дарья, отпив шампанское из своего бокала. — У тебя не голова, а калькулятор. Я бы так не смогла, просто мозгов бы не хватило.

— Да ерунда. Ничего сверхъестественного. На самом деле все вышло случайно, — мимолетно улыбнулась