– Тише, тише! – остановил его Триммер, судорожно хватаясь за полы мантии.

Внезапная мысль осенила Шелтона. «Если твоя жена обманет тебя, – подумал он, поймав взгляд Триммера, – ты промолчишь об этом, но будешь вечно грозить ей скандалом».

Уошер провел рукой по бледным щекам, на губах его играла неизменная улыбка; казалось, он непрерывно занят сочинением какой-то эпиграммы.

Теоретик, собиравшийся размозжить голову будущему сопернику, потянулся всем телом и поднял книги на уровень плеч, словно собираясь закидать ими собеседников, чтобы привить им уважение к своим взглядам. Лицо его побледнело, красивые глаза стали еще красивее, по губам скользнула усмешка. Больно было смотреть на этого человека, сочетавшего в себе черты сильного мужчины с чертами студента, все теории которого должны были неизбежно рассыпаться в прах, стоило только нанести ему удар посильнее.

– Да, что касается прощения неверных жен и тому подобных глупостей, – сказал он, – так я не сторонник сантиментов.

Говорил он насмешливо, пронзительным голосом. Шелтон быстро оглядел присутствующих. Лица всех дышали самодовольством. Шелтон покраснел и вдруг произнес тихо и отчетливо:

– Это и видно!

И тут же понял, что никогда еще не производил подобного впечатления, да и впредь едва ли когда-нибудь произведет, – лютая ненависть, вспыхнувшая во взглядах, яснее ясного говорила об этом. Впрочем, она тотчас сменилась вежливой, насмешливой снисходительностью, свойственной хорошо воспитанным людям. Крокер в волнении поднялся с места: ему, видимо, было не по себе, и он явно обрадовался, когда Шелтон встал вслед за ним и пожал руку маленькому толстяку, который, задыхаясь от табачного дыма, пожелал им спокойной ночи.

– Кто они такие, эти ваши небритые друзья? – услышал Шелтон, закрывая за собой дверь.

Глава XIX. Случай на улице

– Одиннадцать часов, – сказал Крокер, когда они вышли из колледжа. – Мне еще не хочется спать. Может, пройдемся немного по Хай-стрит?

Шелтон, будучи все еще под впечатлением встречи с преподавателями и не замечая усталости и боли в ногах, согласился. К тому же это был последний день его странствий, ибо он не изменил своего намерения пробыть в Оксфорде до начала июля.

– Мы называем это место средоточием знаний, – сказал он, когда они проходили мимо огромного белого здания, безмолвно царившего над окружающей тьмой. – Но мне кажется, оно столь же мало заслуживает своего названия, как и наше общество, которое называют средоточием истинного благородства.

Крокер, глядя на звезды, подсчитывая, может быть, сколько ему потребуется времени, чтобы добраться до неба, лишь проворчал что-то в ответ.

– Нет, – продолжал Шелтон, – у нас тут слишком много здравого смысла, чтобы чрезмерно напрягать свой ум. Мы знаем, когда и где следует остановиться. Мы накапливаем сведения о вымерших племенах и вызубриваем все греческие глаголы, ну а что касается познания жизни или самих себя, то… Те же, кто в самом деле стремится к знанию, – люди совсем иного рода. Они пробивают себе путь во тьме, не ведая усталости, не жалея сил. Таких мы здесь не воспитываем!

– Как славно пахнут липы! – сказал Крокер.

Он остановился возле какого-то сада и взял Шелтона за пуговицу. Глаза у него были грустные, как у собаки. Казалось, он хочет что-то сказать, но боится обидеть собеседника.

– Нам внушают, что здесь учат быть джентльменами, – продолжал Шелтон. – Но один какой-нибудь случай, который потрясет человека до глубины души, гораздо скорее научит этому, нежели долгие годы пребывания здесь.

– Гм! – буркнул Крокер, крутя пуговицу Шелтона. – Те, кто считался лучшим из лучших здесь, оказывались и впоследствии лучшими из лучших.

– Надеюсь, что нет, – угрюмо сказал Шелтон. – Я, например, был снобом, когда тут учился. Я верил всему, что мне говорили, всему, что делало жизнь приятной. А что представляла собой наша компания? Ничего, кроме…

Крокер улыбнулся в темноте: он считался тогда чересчур эксцентричным, чтобы принадлежать к компании Шелтона.

– Вы ведь всегда выделялись среди ваших приятелей, старина, – сказал он.

Шелтон отвернулся, вдыхая аромат цветущих лип. В воображении его проносились картины прошлого. Но лица старых друзей как-то странно перемешались с лицами тех, с кем он встречался совсем недавно: девушка в поезде, Ферран, женщина с круглым, плоским, густо напудренным лицом, маленький парикмахер и много других, а над всеми, словно чем-то связанное с каждым из них, витало загадочное лицо Антонии. Запах цветущих лип окутывал его своей чарующей сладостью. На улице приглушенно, но отчетливо звучали шаги прохожих, и ветер доносил слова песенки:

Ведь он же славный малый!

Ведь он же славный малый!

Ведь он же славный ма-алый!

Мы все так говорим!

– А все же, – сказал он вдруг, – славные они были ребята!

– Я тогда считал, что некоторые из них чересчур зазнаются, – задумчиво проговорил Крокер.

Шелтон рассмеялся.

– Сейчас мне глубоко противен этот наш снобизм и себялюбие, – сказал он. – Противен этот городок, весь обернутый в вату, весь такой чертовски комфортабельный…

Крокер покачал головой.

– Это чудесный старый город, – сказал он, остановив наконец взгляд на башмаках Шелтона, и прибавил запинаясь: – Знаете, старина, по-моему, вы… вам следовало бы поостеречься!

– Поостеречься? Чего?

Крокер судорожно стиснул его руку.

– Да не беситесь, старина, – сказал он. – Я хочу сказать, что вы, похоже, мм… глубоко заблуждаетесь.

– Глубоко заблуждаюсь? Вы хотите сказать, что я наконец стою на правильном пути?

Крокер ничего не ответил, на лице его отразилось разочарование. Что же все-таки он хотел сказать? Злорадное чувство, что приятель потерял из-за него душевный покой, смешалось в сердце Шелтона со смутным презрением и смутной жалостью. Крокер первый прервал молчание.

– Я думаю, не пройти ли мне еще немного сегодня ночью, – сказал он, – я чувствую себя вполне бодрым. Вы в самом деле хотите расстаться со мной здесь, Грач?

В голосе его звучала тревога, словно он боялся, что Шелтон может упустить нечто очень хорошее. Но у Шелтона тотчас заболели ноги: горели как в огне.

– Да, – сказал он. – Вы ведь знаете, почему я здесь остаюсь.

Крокер кивнул.

– Ваша невеста живет тут поблизости? Ну что ж, здесь я с вами распрощаюсь. Мне хотелось бы пройти сегодня еще миль десять.

– Дорогой мой, но ведь вы устали и хромаете!

Крокер ухмыльнулся.

– Нет, – сказал он, – я хочу еще пошагать сегодня. Увидимся в Лондоне. До свидания!

Крепко пожав Шелтону руку, он повернулся и, прихрамывая, пошел дальше.

– Не будьте же идиотом! – крикнул ему вслед Шелтон. – Вы совсем выбьетесь из сил.

Вместо ответа Крокер лишь оглянулся – в темноте белым пятном мелькнуло его круглое лицо – и помахал палкой.

Шелтон медленно