ему тоже, что через неделю я попрошу священника к нему прийти со Святыми Дарами. При этих словах опять буря поднималась в Михаиле, и он с трудом проговорил: «Не придет, не придет». Когда он успокоился, то начал мне предлагать много вопросов, как бы приготовляясь к исповеди. Его особенно поразила мысль, что ни в каком случае нельзя скрывать от священника на исповеди тех грехов, в которых человеку стыдно сознаться; так как, по словам Михайлы, он никогда не говорил правды, когда исповедовался, то нелегко ему было прийти к сознанию необходимости чистосердечной исповеди. Милосердный Спаситель видимо действовал на его бедную душу и Сам приготовлял к соединению с Ним в Св. Причастии. В этот день я в тюрьме Литовского замка встретила престарелого священника, который сказал мне, что давно не слышал он такой страшной исповеди, как исповедь Михайлы, но что теперь благодарит Господа за то чудо милосердия, которое Он совершил над несчастным беглым каторжником. – Когда я увидала Михайлу, меня поразило его радостное, преображенное лицо. Он был весел, как ребенок, благодарил Бога Спасителя за милость Св. Причастия и не знал, как выразить свою радость и благодарность, точно у него не доставало слов, чтобы передать мне, какая сделалась в нем перемена.

С этого дня воспоминание милости Спасителя удерживало Михаила от его вспышек гнева и других греховных проявлений. Когда искушение его одолевало, достаточно было напомнить ему, что он огорчает этим Спасителя, чтобы удержать его от греха. С приближением весны Михайла, видимо, начинал слабеть, и при последнем нашем свидании он уже перед смертию готовился к Св. Причастию. Священник стоял перед ним и начал читать молитву, когда Михайла приподнял свои ослабевшие, исхудалые руки и, задыхаясь, с трудом повторял: «Погодите, погодите…». Мы подошли к нему, и он сказал: «Надо позвать Якова из 3-й палаты, я вчера сказал ему обидное слово». Просьба умирающего была исполнена, и больной Яков, еле передвигая ноги, был подведен к постели Михайла. Они оба со слезами обнялись и просили друг у друга прощения. На другой день я уже не застала Михайлы в больнице, – он ночью умер, и его отнесли в покойницкую. Я приподняла грубую простыню, покрывавшую лицо Михайлы, и мирное, радостное выражение этого лица было живою проповедью о милосердии Господа, призвавшего его от бездны грехов в обители вечного блаженства».

Нужны ли комментарии к этому рассказу!

Вчерашний злодей, спокойно убивавший своих ближних, терзается сегодня угрызениями совести при одной мысли о неосторожно брошенном товарищу обидном слове.

VII. Примирение с Богом[54]

В небольшом уездном городке жил старик доктор, которого звали Гавриилом Павловичем Сидоренко: он очень любил цветы и растения и имел при своем домике небольшой, но очень хороший сад с тепличкой, в которой было много редких растений. Так как доктор имел в городе большую практику, то не мог посвящать много времени своему любимому занятию и держал для этой цели садовника, человека, знавшего свое дело, но, к сожалению, очень самонадеянного. Однажды доктор получил от своих знакомых в подарок редкие заграничные растения с наставлением, как за ними ухаживать. Позвав садовника, Ивана Карповича, он отдал ему растения, рассказав, как с ними обращаться. Садовник очень обиделся, что его знаниям не доверяют, и решил все-таки, несмотря на наставления доктора, вести самостоятельный уход за деревьями. Последние же требовали за собою специального ухода, с которым Иван Карпович не был знаком, и потому деревца начали заметно хиреть. Спустя некоторое время доктору захотелось взглянуть на новых питомцев, и он зашел в сад. Деревья имели очень жалкий вид и совершенно погибали, будучи лишены правильного за ними наблюдения. Гавриил Павлович стал упрекать садовника в его самонадеянности и непослушании, говоря, что деревья погибли по его вине, из-за его упрямства. Иван Карпович вспылил, ему не понравилось замечание хозяина, и он наговорил ему дерзостей. Без того огорченный доктор отказал ему от места. Положение садовника было незавидное. Дома была жена и двое детей; средств к жизни, кроме жалованья, не было; он надеялся, что соседние помещики дадут ему занятие и потому, нимало не смущаясь, оставил место у доктора.

Домашние были очень огорчены, узнав, что он поссорился с доктором Сидоренко и теперь остался без места. Иван Карпович считал себя настолько обиженным, что решился не кланяться прежнему своему хозяину и никогда больше с ним не говорить. Доктор же, проезжая мимо переулка, где жил садовник, всегда поворачивал голову в другую сторону, хотя дочь садовника Катя часто его караулила, надеясь, что он с нею заговорит.

Иван Карпович предлагал свои услуги соседним помещикам, но нигде не мог найти себе занятия. Заработанные деньги мало-помалу уходили, зима наступила холодная, дров купить было не на что, и хотя жена его Лиза не жаловалась, но грустно становилось Ивану Карповичу смотреть на нее, когда она, сидя в нетопленной комнате, закутывала платком свою маленькую дочь Марусю, а Катя накрывала на стол с грустным личиком, зная, что кроме картофеля ничего не будет к обеду. Пришлось Кате эту зиму остаться дома, так как не в чем было ходить в школу, не на что было купить башмаков. Ивану Карповичу досадно становилось, глядя на жену и на Катю, ему постоянно казалось, что они его обвиняют, но зато веселенькая Маруся по-прежнему протягивала отцу ручонки, смеялась, когда он брал ее на руки и высоко подымал; она даже старалась сказать «папа», хотя на первом слоге «па» всегда останавливалась, чтобы засмеяться или поцеловать отца. Не будь Маруси, Иван Карпович пожалуй бы нашел дорогу и к питейному дому, но мысль об этом ребенке его останавливала и напоминала ему о Боге. «Семья голодает, надо искать работы; пойду в другой уезд», – решился Иван Карпович и, простившись с женой и детьми, пустился в дорогу, обещая вернуться через четыре дня.

Дня через два после ухода отца Маруся стала кашлять и всю ночь металась в жару. Лиза надеялась, что ей сделается лучше от капель, которые еще раньше ребенку прописал доктор Сидоренко, но лучше не было. «Пусти меня, мама, к Гавриилу Павловичу, мама дорогая, он Марусеньке поможет».

– Нет, Катюша, папа рассердится, да ты и сама говорила, что доктор Сидоренко отворачивается в другую сторону, когда ты с ним встречаешься на улице.

Прошел день-другой, а Марусе становилось всё хуже и хуже; деньги, оставленные отцом, уже все вышли, а сам он не возвращался к обещанному сроку. Плакала бедная Лиза, держа на руках больного ребенка, да и говорит Кате: «Пойди к доктору, неужели он не пожалеет моей бедной Марусеньки».