Шрифт:
Закладка:
У Амброжа сверкали глаза: «Теперь-то я знаю, Ада Бас, где твоя переправа. Как раз перед ней выступали из воды две здоровенные каменюги — Кабан и Телята!»
Бас согласно кивнул, и Амброж припомнил: да, в тех местах ему приходилось вести свой плот вдоль левого берега, чтобы проскользнуть мимо опасной скалы.
Позже Амброж узнал, что Ада Бас был последним в династии паромщиков. Он не смог передать паром, унаследованный от дедов-прадедов, своему сыну. И по иронии судьбы сам приложил руку к строительству нового моста. Аде Басу отлично было известно: как только через реку перекинут железобетонную дугу, пробьет его час и он в последний раз поведет свой тяжелый паром к берегу.
Сначала Амброж озлился: «И ты вкалывал на этом мосту? Ведь он у тебя кусок хлеба отнял!» Но Бас только усмехнулся над святым гневом приятеля: «Ты сам подумай, пошевели-ка мозгами: так уж повелось на свете с давних времен, коли люди что-то меняют на лучшее, то про старое и думать не хотят! Со мной все в порядке, Амброж!»
И Амброжу пришлось согласиться. Но он хорошо помнил, как сильна бывает боль, как давит душу тоска, когда приходит печальный конец тому делу, что кормило целые поколения твоих предков.
Они вместе с Адой Басом переезжали со стройки на стройку, вместе вкалывали до седьмого пота на больших водных сооружениях, и Ада Бас гневно накидывался на всякого, кто пытался с ехидцей предсказать Амброжу его будущее: «Этот Амброж, работник, конечно, хороший, да только!..» — «Что только?» — «Ведь он сидел!» — «Не сидел, а был под следствием! И если б оказался виновным, упрятали бы за решетку по гроб жизни!»
Много утекло воды, пока люди в руководстве стройки сообразили, что Амброж не только хороший работник, но и порядочный человек. Что было, то было! К чему ворошить прошлое? Да и кто его знает, как оно было!.. Сейчас это уже значения не имеет!
Амброж получал награды, его премировали бесплатными путевками, он ездил отдыхать за границу, и в конце концов они с Адой построили себе по однокомнатной кооперативной квартире в городе по соседству, чтобы, уйдя на пенсию, иметь свой угол. На пенсию они вышли одновременно, но без дела сидели недолго. Им предложили работать на складе большого универмага. Двум мужчинам, которые долго бродили по свету, взрывали скалы и заливали бетон в фундамент плотины, возня с ящиками и товаром казалась не работой, а приятным и не таким уж нудным времяпрепровождением. Теперь они могли рассказать друг другу все, на что не было ни времени, ни сил в те годы, когда они валились после смены от усталости на деревянные нары, а позже — на мягкие кушетки всевозможных общежитий. Потом Амброж стал приходить к Аде с вырезками из газет, с репортажами о переменах, происходящих в его низине. Наконец-то люди взялись за ум! Иначе и быть не могло!.. Амброж и Ада Бас посмеивались над строящейся у Брудека плотиной. Она казалась им карликом рядом с теми великанами, которые они возводили…
Фотографии в журналах и передачи не лгали. Как радовался Амброж, когда подошел сегодня к плотине, перегородившей низину в самом узком месте! По обводному каналу еще свободно текла река. Он снова услышал слова Ады Баса: «Поезжай! Уж если решил так поступить — валяй! Может, что и получится…»
Амброж искал глазами какой-нибудь кусок железа, без которого ему не выполнить своего замысла. Их торговый дом мог предложить все, от булавок до щитовых домов, но поди найди простой ломик, который еще иногда называют фомкой. Ада Бас поначалу хохотал над незадачей, а потом убедил Амброжа: «Не потащишь же ты эту железяку в эдакую даль на своем горбу! Неужто не найдешь ничего подходящего в своей кузне?..»
Амброж тщетно облазил все углы. Вот ведь загвоздка. Просто зла не хватает… Главное сейчас — найти что-нибудь, чем можно орудовать как ломом. Все остальное не к спеху…
Он все еще играл сам с собой, со своими чувствами в какую-то странную игру. Как кошка с мышью. Старался держаться мужественно, чтобы, того гляди, не пустить слезу. «Глупости все это! Годится для кино и для романа: все рыдают от жалости к герою, который возвращается в родной дом… Я знал, что меня здесь ждет. И явился сюда не биться головой о стену или распускать нюни, а вкалывать до кровавых мозолей, иначе мог бы остаться в городе, беседовать с Марией либо трепаться со старичьем. Такими же пенсионерами, как я сам. Что такой-то помер, что жизнь промчалась, что молодые все делают не так и что погода нынче не такая, как в дни нашей молодости. Или сидеть и переливать из пустого в порожнее: что мы смогли и чего не смогли, с чем не справились и что у нас получилось здорово. Все равно никто честно не скажет, чего в нашей жизни было больше. Да, наверное, этой невозможно. Но моя жизнь пока еще не кончена!»
Тут Амброж громко выругался. Спохватился, что влез в рассуждения, не имеющие ничего общего с его твердым намерением доказать себе и этой вот реке, что из-за какого-то оговора и человеческой глупости он вовсе не считает свою судьбу изуродованной.
«Я не юлил, не шел против совести. Может, есть и моя хоть и маленькая, но заслуга в том, что люди живут теперь в достатке и не боятся завтрашнего дня. Могу ли я остановиться на полпути?..»
Он влез на верстак. Ногой спихнул кучу тряпья и мусора. Послышался звон, взвилась столбом пыль и заплясала в лучах солнца, прорывающихся сквозь потолочины. Он оглядел балки и перекладины, и глаза его вспыхнули радостью, когда он нащупал то, что искал: двухметровый обрезок металлической трубы. Амброж спустился на пол и стал вертеть ее и так и эдак, прикидывая, как быть дальше. С грустью взглянул на развороченный горн, набитый камнями, вероятнее всего рухнувшими из трубы. Амброж выскочил наружу, схватил топорик и в яростной поспешности принялся бить обухом по трубе, положив ее на обломок гранитной скалы. Эхо четко возвращало звонкие удары, и конец полого обрезка понемногу уплощался.
— Добрый вечер, — услышал он вдруг за спиной.
Обернувшись, Амброж увидел молодого долговязого очкарика.
— А что, уже и впрямь вечер? — спросил Амброж и удивленно огляделся. У подножия горы залегли тени. Сумерки вот-вот доберутся до кузни и перешагнут через реку.
— Я было испугался. Столько лет прошло, а кузня вдруг
