Шрифт:
Закладка:
— А где же вы добыли подводную лодку и воздушный шар?
— О-о-о-о, — протянул я. — Ну это уже история не под запись. Она остросюжетна и хитросплетена. Боюсь, что ввиду природной скромности я не смогу рассказать её сходу, да ещё и голосом. Думаю, эта история заслуживает бумаги. Так что давай отпустим оператора и запишем её текстом? Как ты на это смотришь? Потом вместе доведём до ума, подредактируем где надо, и помимо эксклюзивного репортажа у тебя будет ещё и эксклюзивная статья.
— Хм-м-м, — в глазах Черепашкиной полыхнул охотничий азарт. — А давайте, Илья Ильич! Хорошая идея!
— Ты свободен, — скомандовала она своему оператору.
— Камеру оставь! — прикрикнул я на очкастого бедолагу, когда тот взялся за штатив. — Оставь, кому говорю⁉ Где она тут включается? Какая кнопка? Ага. Понял. Ну всё, давай уже, давай. Пиздуй.
Мужичок-оператор чуть не плакал. Он оказался более проницателен чем его напарница и уже смекнул к чему идёт дело.
Что ж…
Я понимаю, как тебе обидно, брат. Чисто по-мужски я тебя прекрасно понимаю. Но и ты меня пойми; пойми и давай-ка уже уёбывай туда, откуда вылез. Во френдзону.
Хлоп! — дверь за оператором закрылась.
— Итак, — Черепашкина взялась за телефон, открыла заметки и приготовилась записывать.
— Итак, — повторил я за ней. — А что, прям сразу и начнём?
— Ну да.
— Эх, рыжик-рыжик, — я покачал головой. — А как же для начала настроиться на прозу? А как же продумать архитектуру повествования? Не-не. Сначала нужно поймать настроение. А для этого нет средства лучше, чем бокал игристого, как думаешь? Брусника!
Брусника появилась прямо из кустов. В одной руке моя дриадка держала бутылочку шампанского, а в другой три бокала.
— Это моя ассистентка, — сказал я Черепашкиной. — Не смущайся её, пожалуйста.
По старой клюкволюдской привычке, Брусника была одета в ничего.
— Ой.
— Добрый день, — сказала дриадка, элегантно переступила через бортик джакузи и передала мне бутылку.
И пока я раскрывал фольгу, отворачивал проволочку и шатал пробку, моя дриадка села на Черепашкину сверху и принялась что-то нашёптывать ей прямо на ушко.
— Ой, — раскраснелась репортёрша. — Так я же… Ой…
Хлоп! — выстрелила пробка.
— Да ты расслабься, — сказала Брусника, передала Апрелине Ониловне бокал и дёрнула её за верёвочку купальника. — Тебе понравится…
* * *
Жёлтый купальник висел на фикусе. Черепашкина плавала звездой на поверхности джакузи и периодически подёргивалась в конвульсиях.
— Как думаешь, долго она так будет? — спросил я у Брусники.
— Я думаю, ещё минут пятнадцать. Дай девочке отдохнуть, — ответила дриадка. — Я в первый раз тоже не ожидала такого… э-э-э… напора.
— Правда?
— Ага. Ну ничего, — Брусника потянулась через меня за бокалом шампанского и груди дриадки скользнули мне прямо по лицу; ненасытный писос опять встрепенулся. — Привыкнет. Ты просто зови её почаще.
— Думаешь?
— А почему бы нет? Да и вообще, перевози её сюда, — сказала Брусника. — Сделай наложницей. Ты же вождь, Илья Ильич, да к тому же аристократ. Я ещё только начинаю изучать ваши порядки, но уже прекрасно понимаю, что тебе полагается гарем. А иначе как-то несолидно получается.
Гарем, — подумал я. — Звучит-то как.
— Иначе люди рано или поздно начнут шушукаться у тебя за спиной. Мол, барин слаб.
— Вот как?
А правда ведь, Брусника шарит! Но я не допущу такого! Не позволю! Я задушу все эти грязные слухи в зародыше! Раз на кону стоит репутация семьи, значит так тому и быть! Да!
ДА-А-АА!
Какие бы трудности не встали у меня на пути. Как бы тяжело мне не было. Как бы я не уставал от этого ежедневного жаркого и разнообразного секса с толпой прекрасных молодых женщин, я справлюсь! Костьми лягу, но выдержу!
Во славу Рода!
Во имя престижа семьи Прямухиных!
* * *
Так…
Ладно…
Это всё прекрасно, но пора возвращаться к делам. А дела мои — становление эрцгерцогом, свержение Императора Российской Империи и возвышение семьи Романовых. И тут, — хуяк! — загвоздка.
Не понимаю в чём дело. Даже ума приложить не могу, но факт остаётся фактом. Эта скотина до сих пор не протрезвела. С того момент, как мы вытащили Андрея Павловича из вампирского логова, прошло уже больше суток, и никто ему не подливал.
Точно не подливал.
Я бы заметил.
Поначалу я грешил на сердобольную Ваську, — ну любит девочка животных всяких; жалеет их как может, — но та сказала, мол, ничего не делала. Не верить словам сестры у меня не было никаких причин. Это ж Васька. Не знаю, есть ли в этом мире другой такой же честный, добрый и милашный некромант.
Ну… Сталбыть вот.
На скорую руку в подвале поместья были оборудованы две камеры, — если уж у Бориски Безродного есть личная тюрьма, то мне она нужна и подавно.
Полноценным подвалом это помещение, правда, назвать было нельзя. Скорее уж подполом. Низкий деревянный потолок, цементный пол, подпорки тут и там, трубы, кабели. Из освещения — голый цоколь с лампочкой на шнуре. Из мебели пара стеллажей в дальнем углу.
Клюкволюды к моему прихожу тут уже пошуршали. Убрали паутину, подмели пыль и выкинули порядка сотни трёхлитровых банок с заплесневевшими закрутками. Сердце кровью обливалось, когда они вытряхивали в компостную кучу солёные огурцы и патиссоны. Это ж сколько годной закуски улетело в помойку?
Ну ничего. Стоило вспомнить, как буквально вчера я сжёг два миллиона рублей, и скорби по огурцам как ни бывало.
Итак. В подполе поместья оборудовали две камеры. В первой сидел Яросрыв Неврозов. В своём ростовом костюме баночки мастики он вновь стал спокоен и рассудителен. Мы с ним даже перекинулись парой фраз о том-де, что как-нибудь потом вместе посидим и подумаем, как же порешать нашу ситуацию, ну а сейчас, мол, не время.
— Прекрасно понимаю, — сказал казак.
А после попросил спустить ему побольше книжек, желательно что-нибудь из альтернативной истории. Думаю, ему бы зашли учебники за десятый класс из моего прежнего мира; вот бы он, конечно, прихуел.
Ну а вторым узником Прямухинского поместья стал Андрей Палыч Романов.
— Где ты взял выпивку, скотина⁉
— Я ничо не брал, — язык у будущего императора заплетался. — Братиш, ну принеси пивка, ну пожалуйста, ну я прошу тебя, ну плохо, блин, ну принеси пожалуйста, ну «охоты», ну баночку, ну чо те стоит, ну блин…
— Зар-р-р-раза, — прорычал я.
В таком состоянии разговора не выйдет. Похоже, придётся потерпеть до завтра.
Я приставил ко входу в подпол охрану и отправился дальше. Первым делом проинспектировал деревню. За время моего отсутствия мало что изменилось; клюкволюды по-прежнему обживались и пока что не приступили к возделыванию земли. Быть может, пиздюля помогут аккумулировать их деятельность?
— Мохобор, —
