Я повернулась и увидела Кахину, выходящую из храма.

— Нет, я…

Она взмахнула рукой.

— Они не могут заставить тебя уйти. Вахиру это не понравится. Ты вообще читала «Литаб»?

— Немного. Я читаю его, когда у меня есть возможность его одолжить, — призналась я.

Вахир был как мать, а Эйкаб как отец.

— Алмулихи это город Вахира, хотя его жители не всегда следуют заповедям сынов.

Кахина ухмыльнулась.

— Я живу неподалеку. Я отдам тебе свой «Литаб», и ты можешь прочитать его весь. Если только ты не хочешь зайти в храм.

— «Литаб»? — ахнула я, тут же позабыв про храм. — Эта книга слишком ценная, чтобы отдавать его незнакомке.

— У меня слишком много денег, мне незачем скрывать книги от людей, которые их ещё не читали. Идём.

Кахина казалась такой искренней, и я пошла за ней без раздумий.

— Твои друзья, кажется, хорошо устроились, — сказала она, ведя меня по узким улицам.

— Мои друзья? — спросила я, обойдя трех коз.

— Фироз и Рашид.

Я кивнула.

— Вы запомнили их имена?

— Я помню всё.

Она махнула на трёх ребятишек, которые сидели на улице. Между ними лежала потрёпанная доска для игры в маху.

— Мой муж как-то сказал мне, что моя магия — это моя память.

Когда её руки опустились, я заметила, что рукава её одежд были мокрыми после ритуала в храме.

— Я не согласилась с ним. Сказала, что моя магия очаровывает только детей. Смотри, как дети меня любят.

Мы шли теперь по байтахире. И хотя был полдень, люди сновали туда-сюда между заведениями с едой и напитками, логовами буры и джальса тадхатом.

— Особенно меня любил король Саалим, — продолжала она. — Ему нравилось, когда я предсказывала ему его будущее. Мой муж как-то сказал мне, что я когда-нибудь разозлю королеву. Но разве я должна была следить за её детьми?

Мы оказались рядом с домом Кахины, но о детстве Саалима мне хотелось узнать больше, чем получить «Литаб».

— Каким он был ребёнком? — спросила я.

Когда она улыбнулась, я заметила, что она была очень симпатичной. Морщины на её лице напомнили мне о Хадийе. Улыбался не только её рот, но и всё её лицо.

— О, этот бедный мальчик всё никак не может оставить эту ношу. Он всегда пытался что-то доказать. Он приходил ко мне и спрашивал, станет ли он хорошим королём, ненавидит ли его брат, умеет ли его сестра колдовать.

Она снова рассмеялась и посмотрела мимо меня на улицу байтахиры, словно присматривала за каким-то ребёнком.

— Но он был ленив. И избалован. Он думал, что может получить всё. Особенно, когда стал старше. Он сделался злым. Он и его брат начали ругаться, и он всё реже проводил время со своими сёстрами и родителями.

Я поправила мешок на плече, которое уже начало болеть от его тяжести. Кахина заметила это.

— Я слишком много говорю. Идём внутрь.

Её дом был таким же маленьким, как у Альтасы, что удивило меня, ведь она владела большей частью байтахиры. Он пошла по коридору шаркающей походкой, а я осталась ждать её в комнате. На стенах висели самые красивые карты, которые я когда-либо видела. Они были написаны чернилами, как та моя карта, которую я потом начала заполнять сама. Здесь была точная карта Мадината Алмулихи — иллюстрации были такими детальными, что улицы казались живыми. Здесь также была карта пустыни. Я подошла к ней и внимательно вгляделась в неё. Здесь было всё: оазисы, шахты, поселения и другие города. Моё сердце забилось. Здесь было всё то, что я хотела иметь на своей карте, и я попыталась её запомнить.

— Вот ты где, — сказала Кахина, протягивая мне книгу с толстыми страницами.

— Спасибо, — сказала я, взяв книгу в мягком кожаном переплете.

Я указала на карту и спросила:

— Откуда она у вас?

— Её нарисовал мой муж.

— Правда?

Мои глаза округлились. Я наконец-то могла закончить свою карту!

— У меня есть карта, но в ней столько всего не хватает. Не мог бы он мне помочь?

Глаза Кахины сделались мягче, и она наклонила голову.

— О, нет. Он умер.

Она моргнула, и слегка коснулась пальцами края карты. Сделала ли она это, зная, что его пальцы когда-то касались этого места?

— Мне жаль, — прошептала я. — Я не знала.

— Моему мужу нравились необычные люди. Он говорил, что не было никакого значения, откуда они — всем людям нравятся одни и те же вещи. Истории, музыка, семья и друзья. В Алмулихи людям проще думать, что солеискатели это что-то им чуждое, потому что они выглядят и ведут себя иначе. Но мой муж считал по-другому. Они точно так же любят своих детей, их грудь болит от горя, и…

Она вздохнула.

— Он объездил весь мир, и с помощью своих историй учил людей лучшей жизни.

Кахина снова посмотрела на карты на стене.

Прижав «Литаб» к груди, я снова её поблагодарила. Когда я выходила из дома, Кахина окликнула меня.

— Касторовое семя? — спросила она.

Я кивнула и взглянула на мешок, ткань которого была такой тонкой, что сквозь неё просвечивали семена.

— Зачем они тебе?

— Я собираю ингредиенты для Альтасы, дворцового лекаря.

— Разве касторовое семя лечит?

Я пожала плечами.

— Его масло используется для разных целей.

Глава 11

Эмель

В день заезда верблюдов на небе не было ни облачка. Лето приближалось, и солнце становилось таким палящим, каким никогда ещё не было в Мадинате Алмулихи. Я не знала, чего ожидать от забега, но знала, что мы будем смотреть его с дворцовой лестницы. Похоже, он начинался в пустыне и заканчивался у моря, к которому верблюды бежали по той же самой дороге, по которой я ходила в город. Альтаса рассказала мне, что забег проходил раз в год.

Я ещё раз полюбовалась своим платьем, после чего надела поверх него абайю. Накрыв волосы платком, я услышала, как Альтаса всё ещё ворчала:

— Не ходи на этот забег. Он для дураков.

— Нет, я пойду.

Я не знала, стоит ли мне надевать хиджаб. Очень немногие носили их в Мадинате Алмулихи, и я знала, что это может привлечь непрошеное внимание. Но ведь ещё меньше людей носили абайи и покрывали волосы. Тогда какая разница, кто что думал?

Прикосновение ткани к моему лицу и к волосам, тяжёлый вес абайи на моих плечах… всё это ощущалось как дождь в пустыне. Я чуть не растаяла от того, как мне было удобно. Дом. Я была сейчас самой собой.

Я вошла в кухню, и Альтаса уронила руки на стол с тихим