Когда в 1768 году была основана Королевская академия художеств, Рейнольдс по общему согласию стал ее президентом. В течение пятнадцати лет он открывал ее сезоны речью, обращенной к студентам. Босуэлл был среди друзей, сидевших в первом ряду на первом выступлении (2 января 1769 года). Многие, кто слышал эти речи, были удивлены их литературным совершенством; некоторые думали, что их написали Берк или Джонсон, но сэр Джошуа многому научился в процессе общения и выработал собственный стиль, а также ум. Естественно, как академик, он подчеркивал важность учебы; он отвергал мнение, что гений может обойтись без обучения и тяжелой работы; он высмеивал «этот фантом вдохновения» и настаивал, что «труд — единственная цена прочной славы».40 Более того, «следует использовать любую возможность, чтобы опровергнуть ложное и вульгарное мнение о том, что правила — это оковы для гения».41 В нормальном развитии художника должно быть три этапа: первый — обучение правилам, рисованию, раскрашиванию, лепке; второй — изучение мастеров, получивших одобрение времени; благодаря такому изучению «те совершенства, которые были разбросаны между различными мастерами, теперь объединяются в одну общую идею, которая отныне должна регулировать вкус ученика и расширять его воображение… Третий и последний период освобождает ученика от подчинения любому авторитету, кроме того, который он сам сочтет подкрепленным разумом».42 Только после этого он должен вводить новшества. «Укрепив свои суждения и сохранив память, он может теперь без страха испытать силу своего воображения. Ум, который был таким образом дисциплинирован, может предаваться самому дикому энтузиазму и играть на границах самой дикой экстравагантности».43

Хогарт отвергал старых мастеров как «черных мастеров» и советовал реалистично изображать природу. Рейнольдс считал, что это должно быть лишь подготовкой к более идеалистическому искусству. «Саму природу не следует копировать слишком близко… Желание настоящего художника должно быть более обширным: вместо того чтобы стараться развлечь человечество минутной аккуратностью своих подражаний, он должен стремиться улучшить его величием своих идей… [Он] должен стремиться к славе, пленяя воображение».44 Все в природе несовершенно с точки зрения красоты, имеет в себе какой-то изъян или дефект; художник учится устранять их из своих творений; он соединяет в одном идеале достоинства многих несовершенных форм; «он исправляет природу самой природой, ее несовершенное состояние — ее более совершенным»… Эта идея совершенного состояния природы, которую художник называет идеальной красотой, является великим ведущим принципом, которым руководствуются гениальные произведения». Чтобы отличать несовершенное от совершенного, благородное от низменного, чтобы учить, наказывать и возвышать воображение, художник должен пополнять себя литературой и философией, а также «беседами с учеными и гениальными людьми».45 Так поступал Рейнольдс.

В 1782 году он перенес паралитический удар, от которого частично оправился. Еще семь лет он продолжал рисовать. Затем его левый глаз помутнел и вскоре потерял зрение; в 1789 году правый глаз начал отказывать, и он отложил кисть, отчаявшись, что к полуглухоте, которая с двадцать седьмого года жизни заставляла его пользоваться слуховой трубой, добавится почти полная слепота. 10 декабря 1790 года он произнес последнюю из своих лекций. Он вновь подтвердил свою веру в академические и консервативные принципы своих предыдущих выступлений и повторил свой совет изучать линию прежде, чем цвет, и классических художников прежде, чем пытаться внедрять новшества. В завершение он воздал хвалу Микеланджело:

Если бы я сейчас начал жизнь заново, я бы пошел по стопам этого великого мастера; поцеловать подол его одежды, уловить малейшее из его совершенств было бы достаточно славы и отличия для честолюбивого человека….. Не без тщеславия я думаю, что эти рассуждения свидетельствуют о моем восхищении этим поистине божественным человеком; и я хотел бы, чтобы последним словом, которое я произнесу в этой Академии и с этого места, было имя Михаэля Анджело.46

Раскаявшийся портретист умер 23 февраля 1792 года, и девять дворян с гордостью перенесли его останки в собор Святого Павла.

V. ТОМАС ГЕЙНСБОРО

Рейнольдс был человеком мира, готовым принести поклоны, необходимые для общественного признания; Гейнсборо был страстным индивидуалистом, который гневался на жертвы, требуемые от его личности и искусства в качестве цены за успех. Его родители были диссентерами; Томас унаследовал их независимость духа без набожности. Рассказывают, как он прогуливал школу в родном Садбери, чтобы бродить по сельской местности, зарисовывая деревья и небо, а также скот, пасущийся на полях или пьющий у пруда. К четырнадцати годам он нарисовал все деревья в округе и получил от отца разрешение поехать в Лондон изучать искусство. Там он изучал городских женщин, как мы поняли из его последующего совета молодому актеру: «Не бегайте по лондонским улицам, воображая, что вы ловите мазки природы, в ущерб своему здоровью». Это была моя первая школа, и я глубоко завяз в юбках; поэтому вы можете позволить мне предостеречь вас».47

Внезапно, когда ему еще не исполнилось и девятнадцати, он обнаружил, что женат на шестнадцатилетней шотландке Маргарет Бурр. По общему мнению, она была незаконнорожденной дочерью герцога, но ее доход составлял 200 фунтов стерлингов в год.48 В 1748 году они поселились в Ипсвиче. Там он вступил в музыкальный клуб, так как любил музыку и играл на нескольких инструментах. «Я зарабатываю на жизнь портретами, пейзажами — потому что люблю их, а музыкой — потому что не могу удержаться».49 В работах голландских художников «ландскипа» он нашел подкрепление своему интересу к природе. Филипп Тикнесс, губернатор близлежащего форта Ландгард, поручил ему написать форт, соседние холмы и Харидж; затем он посоветовал ему искать более богатую и широкую клиентуру в Бате.

Приехав туда (1759), Гейнсборо стал искать музыкантов, а не художников, и вскоре причислил Иоганна Кристиана Баха к своим друзьям. У него была душа и чувствительность музыканта, и в своих картинах он превратил музыку в теплоту цвета и изящество линии. В Бате было несколько хороших коллекций; теперь он мог изучать пейзажи Клода Лоррена и Гаспара Пуссена, а также портреты Вандика; он стал наследником английской манеры Вандика — портреты, которые добавляли высшую утонченность искусства к отличию личности и элегантности одежды.