Шрифт:
Закладка:
Лада пыталась проснуться, но ей не удалось: кошмар продолжался. Обычно из подобного сна она выныривала быстро, но сегодня оставалось ждать, когда он закончится. Баба-яга проверила ее до кончиков пальцев на ногах, осталась довольна и залатала разрез на животе огромными стежками, приговаривая:
«Ворон через море летел, на соседнее дерево сел. В лапе принес нить волшебную. Нить волшебную да бесценную. Станет та ниточка виться, перестанет кровушка литься. Станет девица хорошеть, перестанет болеть»[1].
Лада надеялась, что кошмар вот-вот кончится, но в это время Лель чихнул, и до Лады дошло, что все по-настоящему. Она хотела закричать, но ни язык, ни тело по-прежнему не слушались. А баба-яга достала кадь и принялась месить тесто. От ужаса Ладе стало дурно: сейчас, как в древних сказках, ее запекут в печи, а потом съедят. Но почему друзья бездействуют? Или их опоили чем-то?
Старуха обмазала ее целиком тестом, оставив лишь отверстия для носа, глаз и рта. Затем начертила на тесте какие-то знаки. Лада следила за желтым кривым ногтем бабы-яги, похожим на коготь птицы. Затем старуха подсадила Ладу на лопату и запихнула в печь со словами: «Я не девицу припекаю, я хворобу запекаю». Лада вновь ничего не ощутила. Огонь едва тлел, внутри все было черно от сажи, точно в утробе матери. Как там Гусек рассказывал? «Печь раньше носила сакральный характер – в ней совершался союз воды, земли, огня и воздуха. Потому хлеб в древности пекли только на религиозных обрядах». Ощущение нереальности не оставляло Ладу. Может, она бредит? Или находится под гипнозом? Ведь не может это происходить на самом деле. Дрова потрескивали, от них вверх взлетали искры. Почему-то это напомнило Ладе звездное небо, где вместо звезд – искры, небо – свод топки. Вскоре тесто схватилось, и Ладу достали из печи. Баба-яга разломала хлеб и бросила в окно:
«Хвороба вся уйди,
Как на собаке заживи».
И тогда Лада проснулась.
За окном давно рассвело, настойчивый луч светил ей прямо в глаз. Лада несколько раз чихнула, повернула голову и вспомнила, что они в избе бабы-яги. Теперь она смогла рассмотреть все внимательно. Низкий потолок, обитый серыми досками, и в противоположность ему выскобленный до почти белого цвета пол. Он был застелен пестрыми половиками. В стенах между бревен торчал мох. В углу расположилась огромная печь-лежанка с черной заслонкой и большим ухватом рядом с ней. На лежанке виднелось лоскутное одеяло – и большой черный кот, свернувшийся клубком. Тяжелый стол, покрытый льняной скатертью, стоял слева. По бокам – лавки. Вдоль дальней стены на веревке висели пучки трав, в массивном шкафу находились стеклянные бутыли с разноцветным содержимым. Ладе сразу же захотелось разглядеть их поближе: напоминает набор волшебных зелий. Но тут скрипнула дверь, и в комнату заглянул Лель:
– Встала? Пора собираться.
Лада переоделась. Что-то было с ней не то, но что именно, Лада не могла понять – словно это ускользнуло из памяти. Ночью… Сон был такой яркий, но стерся, растворившись в наступившем дне. Баба-яга не появлялась, Лада позавтракала с друзьями и вышла во двор. Теперь коровьи черепа, напугавшие ее вечером, казались совсем не страшными. Следом за ними на двор выбрался кот. Он громко мяукнул и принялся вылизываться. У Лады почему-то заболела спина, будто кто-то вонзил в нее когти. Она заозиралась и неожиданно увидела огромную тощую собаку. Та лежала на боку. Свалявшейся шерстью непонятного цвета псина больше напоминала старую игрушку, которую выбросили за ненадобностью. Лада наморщила лоб: где-то она видела уже эту собаку, но где? Когда они с Лелем прилетели, псины во дворе не было. На собаку села жирная муха, но псина даже ухом не шевельнула. Муха проползла по морде, затем спустилась на нос, собака по-прежнему была недвижима как… как мертвая.
– Не смогла снять метку, – старуха возникла за спиной внезапно.
Лада вздрогнула, ей на плечо опустилась скрюченная кисть в пигментных пятнах.
– Но три дополнительных дня у тебя будет, – баба-яга продолжала стоять сзади, и Ладе почему-то совсем не хотелось повернуться. – Используй их с умом. И чернота на время притаилась, тебе легче будет.
Хлопнула дверь, баба-яга ушла в дом, и двор залил белесый дым. Лель схватил Ладу за запястье и повел к выходу. Они пробирались так долго, что Ладу охватило сомнение: не ходят ли они по кругу? Впереди ориентиром маячила спина Яровита, Крун тревожно каркал, эхо разносилось во все стороны, точно ворон был везде. Иногда сквозь туман выплывали очертания крыльца, на нем по-прежнему сидел кот, рядом валялся труп собаки. Но Яровит не останавливался, и путники двигались дальше. Крыльцо, пахнущее деревом и смолой, котенок, ловящий собственный хвост, собака, выискивающая блох… Потом картина изменилась: крыльцо совсем развалилось, сквозь ступени проросла трава, от псины остались только кости, а кот исчез. Но путники не останавливались. Они, наверное, прошагали так час, пока Яровит не уперся в забор. Бог воинов толкнул калитку, и они вышли наружу.
Глава 7
Бой Яровита
Мир за забором изменился. Лада остановилась как вкопанная. Пропали краски, звуки, запахи. Лес казался наброском художника, который выполнил эскиз да остановился на этом. Словно кадр из черно-белого кино. Лада наступила на ветку, и та даже не хрустнула.
– Мы где? – почему-то полушепотом спросила она.
Наступившее безмолвие пугало, Лада подозревала, что и собственный голос откажет ей.
– Это граница, – ответил Яровит. – Верхний слой Нави.
– Разве это не опасно? – уточнила Лада.
– Гораздо меньше, чем в ничейных землях, – успокоил Посвист. – Это территория бабы-яги, именно она охраняет переходы между мирами.
– Ну всякой хрени здесь тоже хватает, – не согласился Лель. – Тех, кто застрял на границе. Так что смотри в оба. Главное – ни к кому не подходить!
Они отправились, не выпуская из вида клубок ниток, который дала баба-яга. Тот катился по какому-то ему одному ведомому маршруту, порой рисуя зигзаги между двумя соседними деревьями. И путники шли шаг в шаг, не отклоняясь ни на сантиметр от этого пути. Лада осмотрела попутчиков: единственные живые существа в этом странном пространстве, где нет ни
