все ненастоящее. На самом деле ничего этого нет.

И он умчался, мгновенно скрывшись за пеленой дождя.

В плечо впились когти.

– Я рядом, – поведал Крун, будто Лада могла его не заметить.

Девушка кивнула и похлопала Мглу по крупу, лошадь послушно направилась следом за богом любви. На них сразу же обрушились тонны воды, Лада потеряла направление: где тут верх и низ? Везде была вода, она лилась, она поднималась. Ветер сбивал дыхание, под его порывами было тяжело удержаться верхом. Послышался неприятный треск, Лада разглядела короткую белую вспышку. Ни грохота, ни ослепительного света – ничего. А смерть пронеслась совсем рядом. И вот это ловить голыми руками?

Ветер швырнул в лицо морскую воду вперемешку с песком, Лада закашлялась. Что посоветовал Лель? Помнить, что это всего лишь рисунок из книги сказок? Но не выходило. Слишком настоящим оказалось пятое измерение, видимо, у Перуна был настоящий талант. И все же надо постараться. Лада закрыла глаза: это все не на самом деле. Но очередной порыв едва не сдул ее. Мгла беспомощно замахала крыльями, стараясь удержаться. Лада закашлялась. Нет, так нельзя! Как было на картинке?

Вот косые черточки дождя. Беснующиеся волны показаны мазками темно-серого, синего и зеленого. Вспышки молний – смешение фиолетового и белого. А впереди остров с маяком, и лишь они настоящие. И огонь горит приветливо, точно свет из родного окна, будто якорь, удерживающий на одном месте.

Лада настолько погрузилась в себя, что перестала слышать и видеть, словно впала в анабиоз. А когда открыла глаза, то поняла, что находится посреди картинки – единственная объемная в двухмерном мире. Ой, даже Крун стал наброском. Лада протянула руку и оторвала ворона от нарисованного неба. Крун возмущенно каркнул. Наверное, посчитал ее совершенной идиоткой: ничего не умеет. Зато с Мглой все в порядке и с маяком тоже. Он выпукло проступал посреди захлестывающих его волн, благо те ничего с ним сделать не могли – они были плодом воображения художника. Лада направила туда Мглу.

Они вроде бы оставались на месте, но маяк приближался, словно Лада и лошадь впадали в глубину рисунка. Крун устремился вперед, пытаясь ускорить движение, но смысла в этом не было – время по-прежнему отсутствовало. Лада подумала: «Интересно, если здесь нет времени, то есть ли оно снаружи? Идет ли отсчет часов там, или мы с Лелем вернемся обратно в тот же момент, как отправились сюда?» Ответа на эти вопросы пока не существовало.

Маяк уже был совсем близко. Лада разглядела обветренные стены, снизу потемневшие под натиском волн. Местами кладку покрывал мох. Лада провела рукой по шершавым камням: под натиском ветра и воды они начали крошиться. Лада спешилась и направилась к деревянной двери, ведущей внутрь маяка. Железные засовы оказались сбиты, дверь разбухла и плохо прикрывала вход. Лада потянула ее и вошла.

Каменная лестница была шириной с маяк, она спирально поднималась до самой крыши. Часть булыжников шаталась. Под Ладиным весом один не выдержал и с грохотом скатился вниз, из-за чего девушка едва не навернулась следом. Пришлось идти осторожно, проверяя каждую ступеньку. Лестница не освещалась, лишь сверху пробивался слабый свет. Стены сочились: вода проникла даже внутрь. Ладу обдувал слабый ветер, похоже, стекло в башне было разбито. Лада брела и брела, казалось, подъем никогда не закончится, словно девушка попала не в обычный маяк, а в бесконечную иглу, пронизывающую все миры. Наконец, лестница кончилась.

Лада открывает дверь, тоже деревянную, и попадает в комнату смотрителя. Это небольшое помещение, обитое вагонкой, на которой проступила смола. Сверху торчит железный крюк, но лампы на нем нет – кто-то снял ее. Низкая кровать из массива дерева, сделанная на века, сверху брошено покрывало из овечьих шкур. На крепком, грубо отесанном столе лежит нож в черных ножнах и колчан для стрел. Колчан темно-коричневый, из мягкой телячьей кожи, расшит оранжевым узором. По бокам два удобных ремешка, чтобы закидывать за спину. Лада берет колчан, нож и покрывало и направляется к винтовой лестнице в углу комнаты. В потолке виднеется люк.

Девушка поднимается и толкает люк. Здесь, в смотровой башне, пусто. Лишь на каменном полу стоит полукруглый фонарь. Сквозь толстое стекло пробивается огонь, озаряя окрестности на многие мили. Лада берет фонарь за стальное кольцо и оглядывается. В башне четыре окна, в три из которых вставлены витражи. На одном изображено солнце, на другом – месяц, на третьем – звезды и Млечный путь. И лишь четвертое пусто, сквозь него проникает вода и ветер. И если смотреть из него вдаль, то ощущаешь всю бескрайность мира, словно маяк расположен в центре Вселенной, в холодном космосе. И именно он является отправной точкой всего.

Лада подошла к открытому проему и позвала Мглу. А потом совершила то, чего сама от себя не ожидала: разбежалась и прыгнула. Ветер подхватил ее, раздувая волосы, теребя одежду. Лада падала-парила, и восторг переполнял ее. Мгла подхватила девушку, и они облетели башню. Лада срывала нарисованные молнии и совала их в колчан. Десять совершенных похрустывающих багряниц легли огненными стрелами, колчан заметно потяжелел. А затем Лада заметила дерево, под ним кузнецкий горн и Леля рядом. Она опустилась около него.

– Пытаюсь разжечь, – пояснил Лель, – хочу перековать меч, добавив в него отцовских стрел, но не получается.

Лада протянула фонарь:

– Мне кажется, это подойдет для горна.

Лель не стал спрашивать, где она добыла огонь, а Лада посмотрела назад: маяка не было. Видимо, то место было лишь для нее, как дуб – для Леля.

– Не буду мешать, – Лада чувствовала, что она здесь лишняя.

Она направилась с Мглой в небо, наслаждаясь полетом, и лишь издали наблюдала, как раздувается горн. Он то занимался ровным оранжевым цветом, то тлел едва заметно, а потом послышались удары молота: Лель выковывал меч для себя. А затем он позвал:

– Получилось!

И вскоре оказался рядом с ней. Призрак нетерпеливо перебирал копытами, точно стремясь убраться отсюда подальше. Лель передал фонарь:

– Думаю, будет лучше, если ты вернешь его назад.

Лада согласилась: наверное, пятое измерение не только для них. Кто знает, кто придет сюда еще? Она вернула Лелю нож и покрывало.

– Это отцовские вещи, – лицо бога любви прояснилось.

– Думаю, он оставил их для тебя.

Лель сложил покрывало, оно стало размером с носовой платок, а затем убрал в мешок, нож сунул за голенище сапога. Его меч сиял, точно в него попал кусок солнца, и Лада решила, что так оно и есть: похоже, Лель добавил в железо не только багряницы, но