В такой мокрой, узкой, горячей, желанной…

— Гордей, Гордей, Гордей…, - стонет она, а я целую и вдалбливаюсь, вдалбливаюсь и целую…

Моя, моя, моя…

— Гордей… пожалуйста… боже… о боже, о боже…

Меня и самого распирает от этой невысказанности, когда перехватывает дыхалку и закручивает, и не хватает, и не находится нужных слов…

Резко выхожу и тут же, пока не сообразила, соскальзываю вниз, и приникаю к ее текущей киске губами. Сдавливаю клитор языком, и она начинает биться в моих руках в жаркой, наполняющей всю ее, опустошающей затем агонии.

Проживаю вместе с ней, потом возвращаюсь к лицу и поймав ее затуманенный взгляд, снова вгоняюсь в ее все еще подрагивающее после оргазма лоно. До упора.

И как же хорошо мне, сука, в этот момент.

Когда реально в нее, а не в ту, на чьем месте всегда ее представлял.

Всегда… с кем бы ни было… только ее одну…

Толчок, еще один и еще… Пиздец, как ломает вытаскивать, и хочется в нее до конца…

Выхожу, стискиваю ее в объятиях и кончаю ей на живот.

До потери себя и судорог во всех напряженных до предела мышцах.

Только с ней может быть так остро, ярко и мощно…

Но, блядь… не хочу думать об этом…

Ни о чем, кроме, как о том, что все это простая гребаная физиология. Такая изматывающая… такая… на грани…

Но всего лишь…

Ебучая-гребаная-физиология.

Не то, без чего я снова не смогу жить и начну медленно, но неуклонно умирать…

Не то, совсем не то…

Нездоровая зависимость, возникшая из-за… не знаю, недотраха. Который по какой-то причине должен происходить только с ней…

Болезнь, от которой я надеюсь излечиться в самом скором времени…

Глава 21 Хочу, чтобы после мы были вместе…

И одновременно этого боюсь…

Арина

Лежу на кровати, забившись в угол, сжавшись в комок, и дышу, дышу, дышу…

После того, как… сразу же после того, как… В общем, после нашей с Гордеем близости, я плохо соображаю и едва удается прийти в себя.

Он сказал, что я могу быть свободна, если с меня хватит и я не хочу больше трахаться сегодня.

Но если мне недостаточно, то я могу остаться.

Отвернулся к окну и закурил.

И я, схватив свои вещи, быстро и кое-как одевшись, стараясь не смотреть на него, стрелой вылетела из комнаты и поспешила в свой номер.

Щеки пылали, ноги подкашивались, я практически не разбирала дороги и только в душе смогла немного успокоиться и уложить в голове то, что между нами с ним произошло.

Слышу, как в номер заходят Рада с Оксаной, вернувшиеся с дискотеки у бассейна, и делаю вид, что вижу десятый сон.

Сама же вспоминаю, прокручиваю все… И кожа так горит от одной только мысли, что он, что мы… Что взял, и поцеловал прямо туда, когда я была у самого пика, и я…

О боже, а я…

Обо всем забывала в его руках. Выгибалась, подставлялась, кончала…

Стыдно, как же мне стыдно теперь и непривычно…

Разве такое возможно, что последние остатки здравого смысла терять и настолько ни о чем не задумываться? Что до умопомрачения и абсолютной потери себя и любого намека на стыдливость?

Зажмуриваюсь и, несмотря на жару, сильнее укутываюсь в покрывало.

Сердце стучит часто-часто. Щеки заливает и начинает нещадно печь, потому что на них проступает, в этом я уверена абсолютно, запоздалая, но яркая краска стыда…

Мурашки по коже, мысли врассыпную.

Одно хорошо, он не удерживал меня силой и не настаивал, чтобы я осталась. Все было совсем наоборот.

Вот только… может это и не совсем хорошо. Может, не стоило сбегать, а нужно было бы остаться, чем вот так, метаться в смятении и нервничать, и переживать, и умирать.

Но как? Как остаться? И… продолжить? А вдруг он снова… захочет туда…

Как после этого я смогу смотреть ему в глаза?

***

Не знаю, сколько времени я борюсь со своими, пребывающими в полной сумятице, чувствами вот так, лежа в темноте и обмирая, дрожа, пытаясь подавить в себе стыд и новые витки жара, концентрирующиеся внизу живота и между ног.

В конце концов, я все же засыпаю и, кажется мне даже что-то снится.

А утром, едва открываю глаза, воспоминания о вчерашней ночи накатывают на меня столь мощной лавиной, что я не знаю, просто не знаю, как мне себя вести, когда сегодня снова увижу его.

— Арин, ты чего такая дерганая? — спрашивает у меня Оксана.

Подруга потягивается и зевает. Кажется, что проспала бы еще пару часов.

— Ты вроде рано вчера уснула, в отличие от нас. Что-то случилось?

— Нет, все в порядке, — отвечаю я, краем глаза замечая, как Рада, только что собиравшаяся скрыться в душе, останавливается на полпути и прислушивается к нашему разговору.

Оксана обнимает меня за плечи.

— Не волнуйся. Просто забей на него и все, — шепчет она мне на ухо. — Найдем тебе нового парня, еще получше.

Мне хочется сказать, что получше уже невозможно, потому что то, что я испытываю с ним, это… это… Уверена, что ни с кем больше не испытаю… вот только… как же дальше теперь…

***

— Привет, Бельчонок, — раздается хриплое над ухом, и я вздрагиваю всем телом.

Чувствую его прямо за моей спиной.

Но боюсь, просто панически боюсь обернуться и встретиться глазами.

Стаканчик с кофе в моей руке грозит выскользнуть и упасть к ногам, разбрызгав все вокруг, но его горячие уверенные пальцы накрывают мои, и стаканчик никуда не падает, остается в моих… в наших руках.

— Осторожнее, — шепчет он и от его дыхания кожу начинает нереально приятно щекотать.

А потом… О боже… я чувствую, как его губы прикасаются к шее и целуют ее медленным чувственным поцелуем с языком.

Прямо здесь, в общественном месте, когда вокруг и мимо нас проходит народ…

И что самое ужасное, мое тело сейчас же реагирует на все, что он делает со мной. На его близость, хриплый шепот, его влажный, порочный поцелуй.

Он… он словно намекает этим поцелуем на то, что происходило между нами ночью, он…

— Гордей…

— Ммм…

Сдвигается всего на чуть-чуть, а я уже чувствую, как в мою попу упирается его твердость.

Я до сих пор не до конца понимаю, как он умещался во мне целиком. Но было так приятно, что я упустила подробности, а только и могла, что дрожать, и стонать и хвататься за его плечи.

— Гордей…