где находился Первый отдел и несколько других. Обуглились стены, из выбитых окон валил дым. Стены, насколько можно было судить, сохранились. В помещениях первого этажа, где погасили пламя, возились люди в противогазах, вытаскивали раненого. Стонал на газоне мужчина со сломанной ногой. Все это ощутимо напоминало небольшой, но чувствительный апокалипсис. Неудивительно, что в суматохе никто не обратил внимания на жесткую посадку вертолета.

К майору бросился растрепанный Москвин. Блестела сажа на перекошенном лице.

– Вы уже здесь, товарищ майор… Ну и дела творятся, мы о таком исходе даже не подумали…

До исхода было – как до Китая. Прихрамывая, подошел Алексей Швец. И этот лез куда не надо – куртка порвана, подошва на ботинке практически оторвалась. В здании, которое заливали водой, раздались предупреждающие крики. Что-то рухнуло, вместе с дымом выбросило клубы пыли.

– Пострадавших могло быть больше, товарищ майор, – отчитался Швец. – К сожалению, есть погибшие, человек шесть. У остальных легкие ожоги, переломы – в окна прыгали, когда полыхнуло. Представляю, если бы часом раньше началось – масса народа бы сгорела. Позднее изучат обстоятельства, но вроде пожар начался в двух местах – в лаборатории и недалеко от входа. Потому и выйти не могли, в окна лезли. И что за сволочь все это устроила? Ведь ясно, что поджог… Мысли есть, товарищ майор?

Михаил растерянно озирался. Рановато говорить о мыслях.

– Бердник… Фамилия «крота» – Бердник… – трудно было говорить из-за удушливого дыма. Кашель рвался из груди. – Это все, что сказал Хорст… Скажет что-нибудь еще, но пока и этого достаточно… Давайте, мужики, опрашивайте людей, дуйте в отдел кадров… если есть там кто-нибудь живой… Скорее всего, этот гад ушел, но хотя бы узнаем, где живет, кто такой…

«Или кто такая», – подумал Михаил, глядя в спины убегающих сотрудников.

В самом деле, почему бы «кроту» не оказаться женщиной? Дискриминацию в стране по половому признаку отменили, женщины ничем не хуже мужчин…

Подошел, покачиваясь, замдиректора Арепьев – в порванной куртке, с обожженной рукой. Сил у человека практически не осталось – повалился в траву, пробормотал:

– Закурить дайте, Михаил Андреевич…

Кольцов пристроился рядом, поделился сигаретой, щелкнул зажигалкой. Руки у Арепьева тряслись, он натужно кашлял, глотая дым.

– Ну и зачем вы туда полезли, Юрий Константинович? Пусть специалисты работают, не мешайте им.

– Да пусть работают, кто бы возражал… Простите, не могу… – он кашлял, выворачивая себя наизнанку, выбросил недокуренную сигарету, перевел дыхание. – Не могу на это смотреть, ноги сами несут в это чертово пекло… Вроде потушили, заливают, где еще тлеет… Невероятно, Михаил Андреевич, не могу понять, как такое произошло… Мы строго соблюдаем нормы противопожарной безопасности, повсюду огнетушители, есть ответственные, стены сложены из специальных огнеупорных материалов. И не только стены – мебель, оборудование. Проводка надежная, ее постоянно проверяют… Просто дичь невероятная. В голову, кроме злого умысла, ничего не приходит. Такой пожар можно только намеренно устроить. Активировать источник высокой температуры, применить горючую жидкость… Невероятно, просто невероятно… – Арепьев обхватил руками голову, раскачивался, как китайский болванчик, – Аркадий Львович (видимо, директор) только сегодня утром вернулся из командировки. Когда узнал о пожаре, перенес сердечный приступ – слава богу, не смертельный, откачали, но лежит, встать не может. Недавно прибегала его супруга – женщина тоже активная, председатель парткома, поставила в известность…

– Что с Кобылиным и Соловейчиком? Я слышал, они пострадали…

– Вон Николай Федорович… – Арепьев поднял почерневшее лицо, кивнул на тело, укрытое мешковиной, – оно лежало неподалеку. – Последняя прогулка на свежем воздухе у Николая Федоровича, да простится мне этот цинизм… Сильно обгорел, хотели в «Скорую» грузить, а он не дышит, пульса нет… Обратно вынесли, на траву положили – живых везти нужно, а не мертвых. Мертвым-то без разницы… – грязные слезы потекли по серым щекам замдиректора. – Соловейчик тоже очень плох. Говорят, уже проходную прошел, когда за спиной полыхнуло. Побежал обратно – ведь его отдел зацепило, давай метаться, потом в окно полез. Балка с потолка обрушилась, придавила. Двое мужчин рискнули, забрались туда же, вытащили – как раз успели, пока там пламя не разгулялось… Увезли его недавно, когда машина освободилась. Переломан весь. Врачи пессимистично настроены, вздыхали: вряд ли выживет…

– Ущерб большой, Юрий Константинович?

– Надо разбираться, не могу сказать… Понятно, что не маленький. Но самого страшного, надеюсь, не произошло. Пожар локализовали, пострадала только часть здания. Две лаборатории, Первый отдел. Самое ценное – лаборатории, где производились разработки. Урон, конечно, существенный… Но ничего, главное, сотрудники целы, головы на месте, со временем все восстановят… И товарищ Соловейчик напрасно жертвовал собой. Насколько я знаю, с каждого личного дела сотрудника делается копия и отправляется в область – в архив закрытого НИИ молекулярной биологии, структурным подразделением которого мы формально являемся. Он просто не сообразил…

– Позвольте, Юрий Константинович, в лаборатории вирусы, опасные инфекции. Не раскроется ящик Пандоры? Люди работают в этой клоаке, мы сами тут с вами сидим. Нет необходимости всех убрать, оцепить район? Вы понимаете, что начнется, если все это полезет?

– Вы мне будете объяснять, Михаил Андреевич… – приступ кашля заглушил нервный смех. – В лабораториях строго выполнялись нормы пожарной безопасности. Самоубийц там не держат, знаете ли… Опасные вещества и соединения содержатся в жаропрочных сейфах и контейнерах – их помещают туда по завершении рабочего дня. Нарушения инструкций теоретически возможны, но не в том объеме, что приведет к катастрофическим последствиям. Но вы правы, долго здесь находиться не стоит, утечки возможны, специалисты с соответствующей аппаратурой должны все проверить…

«А если злой умысел? – подумал Михаил. – Который, собственно, без всяких «если». Обозленный «крот» перед поджогом мог выпустить на свободу такое, что дело не ограничится одной лишь эвакуацией Кыжмы».

– Кто такой Бердник, Юрий Константинович?

– Что? – замдиректора вздрогнул.

– Сотрудник по фамилии Бердник. Инициалов не знаю. Не исключаю, что это женщина. Вы должны знать всех сотрудников лаборатории.

– Но только не сегодня… – кривая гримаса перекосила закопченное лицо. – Сегодня в моей голове бессмысленно что-то искать, уж не взыщите, Михаил Андреевич… В учреждении несколько сотен сотрудников… Целый жилой комплекс построили, чтобы обеспечить их квартирами, и я не обязан по долгу службы знать каждого по фамилии… Бердник, Бердник… – Арепьев задумался. – Среди ведущих специалистов человека с такой фамилией нет. Но что-то знакомое. Бердник… Вам это срочно? Может, потерпите?

– Опасаюсь, что нет, – вздохнул Кольцов.

Он оставил Арепьева в покое. Требовать что-то с человека в таком состоянии – занятие неблагодарное. Какой-то вакуум образовался вокруг майора госбезопасности. Звенело в ушах, тупая боль из грудной клетки расползалась по телу. Все осталось за кадром – раненые, гарь, ругань пожарных и прочих участников спасательной операции.

Он брел по дорожке к