— Пойду-ка я в контору, — решительно встал отец, — а то слушать всё это…

— Часа на два, не меньше, — склонив голову набок и прислушиваясь к набирающему обороты скандалу, задумчиво определила мама, собирая карты и тоже вставая из-за стола.

— Пусть люди знают… — завизжала баба, и дядя Витя аж перекосился и дёрнулся.

— Ну-у… — сказал он, — ещё пара минут, и начнут всех соседей в свою свару вовлекать! Мать их… ну что за люди?!

— Да вот такие… — в тон отозвался отец, явно в последний момент удержавший крепкое словцо.

— Я в магазин, — решительно сказала мама, — сейчас переоденусь быстренько… Мужики, вы без меня не уходите, ладно?

— Да иди, иди, — отмахнулся отец, закуривая папиросы и морщась так, будто у него заболели все зубы разом.

Успели чуть ли не в самый последний момент…

— … вот пусть люди знают! — выло за нашими спинами, пока мы спешно удалялись прочь, — Пусть! Пусть знают…

С параллельной улицы выехал трактор, и поехал рядом, отчаянно шумя и чадя.

— Лучше уж это… — скорее угадал, недели услышал я от матери, и не смог не согласиться с ней. Намного лучше!

В будний день народа на улицах почти нет. Лишь изредка можно увидеть играющегося возле ограды ребёнка, стоящую в воротах старушку, провожающую нас безучастным взглядом, да проедет иногда трактор с вереницей прицепов, или грузовик, разбивая дорогу и щедро разбрасывая на своём пути содержимое кузова. Кора, ветки, куски руды… всё это сыплется в глинистую почву и перемешивается, но по какой-то неведомой мне причине, дорога по-прежнему остаётся вязкой.

Посёлок наш раскинулся очень широко, вольготно, с улицами от двадцати пяти метров шириной и бараками, стоящими по два-три в ряд, с широкими проходами, между которыми всегда заборы из покосившихся досок, жилистый бурьян и мусор. Щепа, какие-то жестянки, пустые консервные банки, ржавый металл, редкие обрывки потемневшей от времени и влаги бумаги. Апокалипсическая картина, к которой я так и не смог привыкнуть…

Глядя на отца и дядю Витю, да и многих других мужиков, вполне рукастых и дельных, я не могу понять, как сочетается эта рукастость, да вкупе с «направляющей волей Партии», декларирующей заботу о народе, с вот этим всем…

Ответ кажется очень простым — нет собственника! Когда всё это не своё, когда ты приехал сюда на несколько лет, чтобы заработать денег и свалить в более цивилизованные условия, когда ты не хозяин и временщик, то желание менять что-то вокруг себя не будет доминировать.

Но есть смутное ощущение, что всё не так просто… Нужно только понять, почему властям посёлка плевать на это! А может быть, ни власти, на народ, не видят в этом ничего необычного?!

Потихонечку апокалипсический пейзаж начал становится более жизнеутверждающим, пошли двухэтажные деревянные дома, поделённые на квартиры. Впрочем, в них всё равно нет ни водопровода, ни канализации, так что уровень комфорта в этих квартирах если и отличается от барачного, то незначительно. Ну может, соседи чуть приличней…

— Ну всё, — мама остановилась и закопалась в сумке, запоздало проверяя, всё ли на месте, — я в магазин зайду, а потом Веру навещу — посмотрю, может помочь ей чем надо. К часу подойду, может чуть позже.

— Давай, — рассеянно отозвался отец, мельком поцеловав её в щёку.

— А ты надолго в контору? — спросил я у отца, проводив взглядом маму.

— Да как получится, — пожал тот плечами, — документы кое-какие нужно забрать, а это как пойдёт! Но не больше часа, я думаю. А что?

— С тобой вот думаю пройти, — несколько неуверенно сказал я. Мне и правда интересно знать, где он работает! На карьере я уже был, а вот контора образца 1967 года — терра инкогнита для меня!

— Давай, — согласился отец.

— С вами пойти, что ли… — задумался дядя Витя, — я с Настькой из бухгалтерии… хм…

Он замолк, будто поперхнувшись, и дальше мы пошли вместе.

— А это… ну, кусочки? — спросил я негромко.

— Нищенство, — просто ответил отец, коротко глянув на меня.

— В деревнях в основном, — поправил его дядя Витя, — Колхозные пенсии, это… ну да ты недавно спрашивал, должен помнить.

— Ага… — закивал я, — Это после войны было, или…

— Или, — усмехнулся отец, а потом коротко и остро глянул на меня, — Только никому, ясно? Нам с матерью, в общем, ничего не будет, выговор разве что, ну и лишение премии. А себе ты такими разговорами биографию можешь крепко подпортить!

— Понял! — закивал я, по-новому понимая прочитанного ранее Оруэлла.

— Ну… колхозные пенсии, ты и сам знаешь — слёзы! — зло сказал батя, — В теории, большую часть пенсии должен платить колхоз, на который человек и отпахал. А на деле, половина колхозов на ладан дышат, и если старикам сено, дрова и зерно привозят, да избёнку иногда подремонтировать берутся, и то помощь! А вообще — в законе этот момент не прописан толком, и помогать старикам колхозы в общем-то и не должны!

— Да собственно, особо и не помогают… — уже тише добавил он.

— Не, бывает и совсем неплохо, — не согласился дядя Витя, но тут же, в порядке самокритики, добавил:

— Но нечасто!

— То-то и оно, — усмехнулся отец уголком рта, — что нечасто. Получается так, что пока у тебя силы есть, по хозяйству хлопотать, так и ничего. А если со здоровьем плохо, то хоть зубы на полку! Проживи попробуй…

— Да… — дядя Витя сдвинул кепку на затылок, — брательник мой двоюродный, старший, всю жизнь в колхозе. Пенсию уже наработал, и казалось бы, самое время пожить для себя, скопить на чёрный день хоть немного деньжат. А шиш!

— Не отпускают? — кривовато усмехнулся отец, на миг сбавив шаг.

— Не отпускают… — усмехнулся в ответ дядя Витя, — Работай, пока не сдохнешь! А у правления колхоза возможностей надавить на человека — хоть отбавляй! Хорошо хоть, сын в городе зацепиться смог, всё полегче…

— Н-да… Всё во имя человека, для блага человека[18], — с тоскливой иронией протянул отец, глянув на очередной кумачовый лозунг, не успевший ещё выцвести. Лозунгов в Посёлке вообще много, и иногда они удивительно не к месту.

— Не скажи! — живо ответил дядя Витя, — Никита хотя и наворотил всякого, но народу при нём полегче стало!

Они погрузились в какие-то споры, понятные, наверное, лишь человеку глубоко «в теме», не забывая чутко поглядывать по сторонам. Слушаю их вполуха, мало что понимая…

Заскучав, засунул руки в карманы, и, нашарив немного завалявшихся семечек, начал чистить их пальцами, закидывая по одной в рот. Отец, глянув мельком, пошарил в недрах своей брезентовой куртки и протянул мне щедрую жменю, не прерывая разговора.