— Мне надо забежать в кабинет за портфелем.

Помню, как я стояла в лифте, прислонившись к стене и закрыв глаза.

Потом мы с Джорджем шли по темному коридору. «Доусон-комплекс» выстроили в шестидесятых. Над его высоким первым этажом располагается муравейник небольших и плохо освещенных кабинетов. В какой-то момент я споткнулась, и Джордж поддержал меня за руку.

— Пойдемте-ка, — с дружеским участием произнес он, — вам надо немного посидеть.

Впустив меня в кабинет, Джордж ногой захлопнул за нами дверь и прошел к своему столу. Напротив стола у стены стоял маленький двухместный диван, на который я и рухнула, сбросив пальто. Какая гадость, подумала я, не помню, когда еще я так напивалась. Мне определенно следовало что-нибудь съесть, когда мы с тобой сидели в кафе… Эта мысль привела за собой другую — о тебе и о том, чем мы сегодня занимались. Улыбаясь про себя, я думала про всех этих прославленных ученых, и как я со всеми своими степенями и званиями разгуливала среди них, и «если бы они только знали…».

Джордж, включив настольную лампу, перебирал и складывал в потертый коричневый портфель бумаги. Потом он включил стоявший на краю стола электрический чайник и обернулся ко мне. Я понимала, что он на меня смотрит, но сил поднять голову со спинки дивана не было. Когда я все же с трудом села, он прошел к двери и выключил верхний свет, оставив только тусклую настольную лампу. Забулькал чайник.

— Чему ты улыбаешься? — спросил он.

Что-то в его тоне меня насторожило, но прежде, чем я успела понять, что к чему, он уже стоял передо мной на коленях и прижимал свой рот к моему.

О черт, мелькнуло у меня, о-о боже… Я уперлась обеими руками ему в грудь и попыталась его оттолкнуть — очень мягко, потому что не хотела его унизить.

— Послушайте, извините, но — нет, — сказала я с кривой улыбкой. Как глупо с моей стороны было так себя вести… Вот идиотка! — Мне правда жаль — но в моей жизни и без того хватает сложностей.

Он отодвинулся, присев на пятки. Я уже сидела выпрямившись, а его лицо все еще находилось на уровне моего. Он склонил голову набок.

— Как поживает Гай? — поинтересовался он.

Он знает имя моего мужа, мелькнуло у меня, что ж, ничего удивительного, мы все варимся в одном котле, но, насколько мне известно, они никогда не встречались.

— Хорошо… — ответила я.

— А он знает, что ты трахаешься с другим?

Я смотрела на него, на его аккуратную бородку, очки в тонкой оправе, похожие на твои, на его дружелюбную усмешку. Я была ошеломлена, слишком ошеломлена и слишком пьяна, чтобы сразу рассмеяться ему в лицо и убедительно опровергнуть его предположение.

Улыбка Джорджа стала еще шире.

— А иначе с чего бы тебе называть свою жизнь сложной?

Я покачала головой: никак не могла прийти в себя от того, какой оборот приняла наша беседа. Так я и молчала, просто качая головой.

— Я всегда знал, что ты жадная сучка, — проговорил он низким, тягучим голосом, продолжая улыбаться.

Я все еще ничего не понимала, и тут он меня ударил.

В голове у меня что-то взорвалось, как будто удар был нанесен изнутри, потом меня охватило мгновенное чувство нереальности происходящего, после чего я на доли секунды потеряла сознание. Закричав от боли и ужаса, я съехала с дивана. В левом ухе звенело. Следующее, что я помню, — я лежу на полу, упершись головой в край дивана, а Джордж Крэддок, пыхтя от напряжения, насилует меня. Лодыжку пронзила острая боль — это оттого, что она прижата к металлической ножке стола, поняла я. Мне все еще не верилось, что все это происходит со мной.

Продолжая свое дело, он смотрел на меня сверху вниз. Он так и остался в очках.

— Поднимешь голову — еще раз ударю, — сказал он.

Я непроизвольно дернула головой, и он всей ладонью влепил мне полновесную оплеуху, от которой голова откинулась назад. Все, я поняла. Я прижала голову, зажмурилась и закрыла лицо руками.

…Мне казалось, что это никогда не кончится, хотя на самом деле прошло, наверное, всего несколько минут. Через некоторое время, все так же пыхтя, он спросил:

— Почему ты закрыла лицо?

Я не ответила. Не отнимая рук от лица, я напрягалась всем телом, стараясь не сделать ни одного движения. Я старалась защитить лицо.

— Убери руки, — приказал он. Я не послушалась, и он повторил, угрожающе понизив голос: — Открой лицо, я сказал.

Я не шелохнулась. Я стала черепахой, спрятавшейся под панцирем, свернувшимся в шар ежом. Он силой отвел мои руки за голову. Одной рукой держал их за запястья, а второй снова наотмашь ударил меня.

И тут я взмолилась.

— Пожалуйста… — сказала я. Он не останавливался, и я попробовала обратиться к нему по имени: — Джордж, пожалуйста… пожалуйста…

— Что «пожалуйста»? — спросил он.

Уже не закрывая глаз, я смотрела ему в лицо. Он улыбался.

— «Пожалуйста» что?

Я не отвечала, его лицо потемнело, и он вновь занес руку. Дернувшись, я насколько возможно подалась назад.

— Пожалуйста, не бей меня! — прошептала я.

Это был правильный ответ. Он снова улыбнулся и опустил руку.

Его движения ускорились. Он все ниже нависал надо мной лицом, пока не уткнулся носом в пол рядом со мной. Я видела над столом белый овал света от лампы. Видела вращающееся кресло и старый кожаный портфель, который так и стоял открытым, — обычные предметы в обычной комнате. Вонзаясь в меня отчаянными толчками, Джордж сквозь зубы бормотал похабные ругательства. Через некоторое время он замер. На его рубашке все еще висел бейджик, и металлическая клипса больно давила мне на грудь.

— Дерьмо, — произнес он, выползая из меня, сморщившийся и жалкий. Чувствуя, как он скользит по моим бедрам, я вздрогнула. Джордж начал вставать, и мне удалось немного приподняться на локтях. Некоторое время он стоял на коленях между моих ног — со спущенными брюками, в расстегнутых рубашке и пиджаке, с блестящим от пота лицом. Он упивался собой. Смотрел на меня и улыбался. Потом по-приятельски бросил:

— Немного перебрал сегодня… пардон…

— Ты бил меня… — сказала я.

Все так же усмехаясь, он поднялся на ноги. Снял с кресла портфель и бросил на пол. Портфель упал на бок.

— Я думал, тебе понравится, — самодовольно ответил он, потом добавил: — А мне понравилось, как ты просила.

Подтащив себя к дивану, я села.