хуже и хуже, он потерял слишком много крови и слабел на глазах, так что я вскоре уже тащил его на себе… От жажды и слабости мне привиделось, что противник вот-вот настигнет нас, и я совершил настоящее преступление – застрелил сержанта, чтобы уйти от врага в одиночку.

Сложный поднял глаза на проводника, надеясь увидеть обвиняющий взгляд, но Волкогонов отрешенно уставился в пространство. Птенец тоже смотрел на товарища без осуждения, понимая, что на войне случается всякое, и там, где ты мог проявить себя героем, порой становишься настоящим подлецом.

– Оказалось, что никакого противника на горизонте не было, мое больное воображение сыграло со мной злую шутку. Я продолжал бродить по пустыне в поисках наших регулярных частей. Вода давно закончилась, и меня то и дело посещали галлюцинации. В итоге я сумел выйти на КПП одной из частей в тот момент, когда наш контингент уже покидал восточную страну. Как вы уже поняли, свою задачу мы там так и не выполнили.

Он сделал многозначительную паузу, заодно перевел дух и через минуту продолжил:

– На гражданке все оказалось таким же непростым. Страна медленно сгибалась в бараний рог, и все пытались выжить любыми способами, включая не совсем законные. Первые месяцы я беспробудно пил, пытаясь забыть все то, что мне пришлось пережить в горячей точке. Обещанные государством деньги ветераны выбивали как могли, но большая часть просто не дожила до тех счастливых времен, когда долг Родины перед ними был полностью погашен. Как вы наверняка догадываетесь, многие подались в рэкет, в организованные преступные группировки. И меня сия чаша не обошла стороной, я примкнул к одной из бригад, державших местный рынок. Именно тогда я узнал, что такое убивать в мирное время, и понял, что особой разницы нет. Имея за плечами боевой опыт диверсионных операций, я возглавил бригаду по устранению конкурентов. С этой задачей никто, кроме меня, не справлялся успешней, и уже через год слава обо мне гремела на весь город. Со мной стали знаться не только местные бандиты, но и представители власти, которые порой были одними и теми же лицами. Еще через некоторое время я сообразил, что заработанные подобной деятельностью средства можно и нужно легализовать. И я превратился в бизнесмена.

Он криво усмехнулся, обвел комнату невидящим взглядом.

– Смерть преследовала меня постоянно, я не знаю, каким чудом и по какой причине я остался жив. Но меня буквально не брали пули, и однажды я почувствовал себя настолько всесильным и бессмертным, что перешел черту. Человеческая жизнь для меня перестала быть ценностью, я мог позволить себе абсолютно все, а моя совесть никогда меня не останавливала… Пока я не пришел сюда. Я не знаю, что здесь происходит, но я боюсь. Может, впервые в жизни мне так страшно, что не передать словами…

Его руки действительно тряслись, словно Борис испытывал нешуточное похмелье, а в глазах стоял такой отчаянный страх, будто он воочию видел перед собой дьявола.

– Я понимаю, зачем Господь отправил меня сюда: чтобы я просто никогда отсюда не выбрался. «Вятка» – мой персональный ад. Я везде вижу мертвых, они прячутся за деревьями, ходят за мной по пятам или вовсе стоят и смотрят пустыми глазницами, протягивая ко мне обожженные и окровавленные руки. Это сводит меня с ума.

– Если ты останешься здесь, то лучшее, что с тобой может произойти, это помешательство, – предупредил его Волкогонов, догадываясь, что исповедь Сложного закончилась и теперь нужно как-то на нее отреагировать. – Ты должен выбраться на Большую землю, чтобы исправить то, что натворил.

– Да как я могу все исправить?! – Борис недоуменно воззрился на проводника. – Воскрешать мертвых еще никто не научился.

– Ты найдешь способ искупить вину, – спокойно ответил Волкогонов. – А сейчас тебе нужно отдохнуть, иначе ты не сможешь идти дальше.

Птенец молчал. Ему было жутко слушать рассказ Бориса. Конечно, он с самого начала предполагал, кто такой Сложный в миру, оттого и неуютно было в его присутствии аж до мурашек. Но когда он узнал, сколько погубленных жизней на его совести, то стал смотреть на него совсем другими глазами, будто перед ним оказался не обычный человек, а кровожадный зверь, запертый в клетку.

– Я не смогу заснуть, – отрицательно покачал головой Борис.

– Выпей это, – протянул ему Волкогонов небольшой пузырек с зеленоватой жидкостью. – Это настойка из трав. Не думай, что я хочу тебя отравить, с ней ты гарантированно уснешь на несколько часов.

– Думаешь, я боюсь быть отравленным? – усмехнулся Сложный. – Да я тебя благодарить за это буду на том свете.

– Не в этот раз, – покачал головой Волкогонов.

Борис сделал несколько глотков, прежде чем вернуть бутылочку проводнику.

– Горькая, – поморщился он, и его взгляд почти сразу осоловел.

Сложный, покачиваясь, встал со стула и побрел к лавке у растопленной печи, упал на нее боком и почти сразу отрубился.

– Ничего себе у вас средства! – восхитился Птенец, наблюдая за спутником.

– На Территории всякое может стать полезным. – Волкогонов убрал бутылочку обратно в рюкзак и положил руки на стол.

– А можно мне тоже? – Птенец протянул было руку, но наткнулся на жесткий взгляд проводника.

– Тебе ни к чему, ты и так хорошо спишь.

Волкогонов никак не мог понять этого молодого парня, на котором будто совсем не сказалось присутствие на «Вятке». Или он это тщательно скрывал.

– Эх, – весело вздохнул Петя, – тут вы, наверное, правы, сплю я здесь исключительно, даже не верится.

Чтобы продемонстрировать свое спокойствие, Птенец тотчас забрался на печь и тихо засопел, мгновенно уснув и оставив Волкогонова наедине со своими мыслями.

– Видимо, у тебя нет проблем с совестью, парень, – чуть слышно промолвил проводник и уставился на самую середину деревянного стола, сложив руки в замок.

Отблески огня из печи падали на пол и выплясывали свой причудливый танец, заставляя веки проводника тяжелеть. Дрова легкомысленно потрескивали в печи; тепло добралось до Николая, поэтому он стянул с себя пыльник и бросил на стул.

Затем он неслышно поднялся на ноги и снова взял в руки медальон, надеясь разгадать его загадку, но стоило ему раскрыть его, как вместо пустого места он опять увидел фотографию супруги.

– Чертовщина какая-то, – нахмурился проводник, однако не стал убирать медальон, положил его на стол и стал всматриваться в далекий любимый образ.

Сложный ворочался и стонал, поэтому проводнику пришлось присматривать за ним, чтобы он не сверзился со своего ложа и не сломал шею. Через несколько минут Борис затих, хотя дыхание оставалось тяжелым. Птенец спал тихо, как ребенок, и наверняка улыбался во сне, представляя себе что-то диковинное и